Самая известная российская digital-художница Арюна Тардис о бурятских корнях, принятии себя и культуре отмены

Все, что я делаю — это мой способ принять себя. Мне долгое время не нравилась моя внешность. Я в большом количестве делала татуировки, красила волосы, носила цветные линзы. Я и разные макияжи стала пробовать только с одной целью — понравиться себе самой. Но в 2015 году я начала разбираться со своими комплексами. В этом мне очень помогала фотография. Я начала снимать свои портреты и выкладывать в соцсети: тогда мне стали говорить, что я красивая, посоветовали попробовать себя в моделинге — и я устроилась на работу в модельное агентство. Это, в свою очередь, тоже очень помогло. Я поняла, как лучше всего выгляжу в кадре. А еще я осознала, что внутреннее намного важнее внешнего: кастинги обычно проходили не самые красивые девушки, а самые открытые и общительные.

Принимать свою культуру и происхождения я начала совсем недавно — буквально пару лет назад. Я родилась в Бурятии, но никогда там не жила — все детские и подростковые годы я провела в окружении людей европейской внешности, поэтому свою азиатскую мне принять было непросто. А вместе с ней я отрицала вообще все, что связано с моим происхождением. Только когда мне удалось полюбить саму себя, я заинтересовалась и своей культурой — и поняла, что это огромный источник вдохновения, стала делать съемки в бурятских народных костюмах. Мне даже стало стыдно, что я не знаю своего языка. Сейчас для меня очень важна связь с собственными корнями.

Для меня любое сотрудничество — это вызов. Всегда интересно попробовать сделать так, чтобы и заказчику угодить, и свою идею воплотить в жизнь. Обожаю работать с головными офисами брендов. Обычно они приходят не за цифрами в соцсетях, а за тем контентом, который я делаю. Поэтому они полностью мне доверяют. Мой любимый тип коллаборации — это когда мне говорят: «Делай все, как ты это видишь». Так было с Burberry, с Farfetch, с Fenty Beauty. У них нет никаких рамок и ограничений — и они полностью доверяются видению художника. Российские офисы обычно не такие смелые. Как правило, им нужно просто мое лицо и продукт в кадре — не более того. Но на такие коллаборации я обычно не соглашаюсь — мне это уже неинтересно. Я вообще не люблю делать то, во что не верю — мне от этого становится физически плохо, это как будто «высасывает» из меня всю энергию.

Я всегда делаю то, что чувствую. Если я что-то ощущаю, то мне нужно срочно сделать на эту тему работу — максимум через неделю после того, как ко мне пришла идея. Иначе потом я просто забуду, как эта эмоция ощущается — и получится уже не так честно, как мне бы хотелось. Большинство моих работ посвящены теме взаимоотношений между людьми — наверное, единственной сфере, которая остается для меня загадкой. Думаю, я никогда не смогу рационально ее понять и разложить по полочкам — потому мне так интересно разбирать собственные эмоции. Сначала, чтобы заглушить внутреннюю боль, я делала татуировки — потом открыла для себя творчество. Оказалось, что с его помощью я могу и разобраться в себе, и порадовать окружающих чем-то красивым. Поэтому в моих работах немало боли — это визуальное отражение того, что я сама пережила. Сейчас я работаю над тем, чтобы черпать вдохновение не в негативе, а в стабильности. Это сложно, но необходимо, иначе ты становишься зависимым от страданий, начинаешь подсознательно их искать. Понемногу я делаю первые шаги в нужном направлении. Я стала много рисовать, работать над чужими проектами в качестве продюсера или гримера, помогать другим людям реализовывать их задумки — в этом и стараюсь черпать вдохновение.

В какой-то момент я поняла, что макияж можно использовать как инструмент выражения эмоций. С самого начала я снимала автопортреты — просто потому что у меня не было никакого оборудования, я фотографировала себя с руки. Единственное, что можно охватить при такой съемке — это собственное лицо. И я начала придумывать макияжи и прически, которые отражали мои идеи. Позже я стала уделять внимание и обстановке вокруг себя, начала делать декорации для съемок. При этом макияж никогда не был для меня главным инструментом. Основные силы я все-таки всегда вкладывала в фотографию. В последнее время я вообще почти отошла от него — больше экспериментирую с пластическим гримом.

Для меня макияж — это вообще не способ скрыть какие-то недостатки или стать более красивой. Хотя я знаю, что для многих это вопрос личного комфорта. Если для девушки дискомфортно выйти из дома ненакрашенной — я не буду ее за это осуждать. Но никогда не нужно краситься для того, чтобы кому-то что-то доказать, чтобы быть для кого-то красивее. Если я нравлюсь кому-то только с макияжем, но не понравлюсь без, то какой вообще в этом смысл? И вообще — зачем стараться кому-то понравиться? Я очень надеюсь, что девушки это осознают и перестанут стараться угодить мужчинам, обществу и вообще кому угодно, кроме себя самих. Когда ты становишься самодостаточным человеком, тебе больше не нужно кому-то что-то доказывать, тем более с помощью макияжа. Сейчас вне работы я вообще почти не крашусь — только изредка, когда у меня находится время и желание.

Для меня рамки понятия «красота» очень широки — а границы «обычности» и «необычности» очень размыты. Я примерила на себя столько различных образов, что уже не считают необычным или некрасивым наличие шрамов или витилиго у людей — а потому даже не понимаю, почему на этом вообще кто-то акцентирует внимание. Поначалу, когда я делала свои первые работы, в которых затрагивала тему, скажем, заболеваний кожи, многим это помогало принять себя. Сегодня на эту тему стали открыто говорить все — и иногда это выглядит не совсем искренне. Но все-таки мне кажется, что эту тему все равно можно и нужно поднимать — чем чаще это происходит, тем меньше вокруг них стигматизации. За рубежом этот процесс уже давно запущен — к нам же начинает приходить только сейчас.

Значительная часть моей аудитории — иностранцы. Это несколько ограничивает меня в действиях. Я вижу, как работает «культура отмены». Как многих художников и визажистов обвиняют в использовании блэкфейса (нанесении темного грима людьми европейской внешности, чтобы походить на темнокожего — прим. ред.), в культурной апроприации. Мне самой доставалось за это — однажды я сделала косы и выложила видео в таком виде в TikTok. Я сразу же получила массу сообщений и от подписчиков, и от других блогеров о том, что я перехожу границы. Хотя, справедливости ради, бурятские женщины тоже заплетают себе косы — это традиционная прическа. Тем не менее, я не стала никого переубеждать, а просто удалила видео. Я могу быть не согласна с этим, но зарубежным брендам, с которыми я сотрудничаю, очень важна моя репутация. Поэтому я стараюсь аккуратно относиться к этим темам.

Удивительно, но у меня вообще нет хейтеров. Я иногда вижу неприятные комментарии под своими фото, если их выкладывают в тематических пабликах в соцсетях, но в моем собственном аккаунте очень дружелюбная и открытая аудитория. Мне приходит очень много обратной связи — люди благодарят меня за работы, говорят, что они им чем-то помогли. Когда ко мне подходят на улице, со мной не так часто просят сфотографироваться — но постоянно благодарят за мое творчество, говорят, что мои посты заставляют задумываться. Это самое важное для меня, как для художника. Наверное, я все делаю правильно, раз ко мне так хорошо относятся.

Когда я начала плотно заниматься фотографией, обо мне написал журнал i-D. Потом журналистка, которая брала у меня интервью, ушла в издание Dazed — и она написала обо мне уже там. Тогда же я познакомилась с Исамайей Френч (визажистка, соосновательница Dazed Beauty, креативный директор линии макияжа Burberry — прим. ред.). Она сказала, что открывает новую платформу, и предложила к ней присоединиться — так я и стала участницей Dazed Beauty Community (международное сообщество профессионалов в сфере красоты, организованное журналом Dazed для поддержки талантов со всего мира — прим. ред.). Мне вообще очень нравится это ощущение сообщества, которое там есть — все ребята знакомы, поддерживают друг друга, обмениваются идеями. Нет вообще никаких рамок. В начале моего пути Dazed Beauty осень меня поддерживали — они и сейчас часто пишут о моих работах.

Я очень люблю моду. Раньше я вообще думала, что буду работать байером в каком-нибудь классном бутике. Я даже занималось ресейлом, когда он только появился в России — покупала и перепродавала вещи. И даже сейчас, когда я делаю совсем другие вещи, мода занимает огромное место в моей жизни. Я выросла на глянцевых журналах, все детство мечтала повторять журнальные картинки. Для меня это был такой эталон качества — когда я стала профессионально заниматься фотографией, поставила себе цель делать такие снимки, которые могли бы появиться в журнале. Так оно в итоге и вышло — сегодня мои работы публикует мировой глянец.

Из брендов я очень люблю Rick Owens — считаю его абсолютной классикой. Мне очень нравится то, что в последние лет 5 происходит с Gucci. Обожаю Simone Rocha — когда стану несметно богатой, буду ходить только в их воздушных платьях.

Обожаю Рианну — для меня она настоящая икона. Она всегда говорит и делает то, что думает, не боится экспериментировать и развиваться в разных сферах, будь то музыка, кино, мода или красота. А какая она уверенная в себе! Мне еще очень импонирует ее посыл, что можно быть полноценной и состоявшейся без мужчины и отношений — считаю, что все девушки должны прийти к тому, что наличие или отсутствие партнера никак не умаляет их достоинств. Люблю Розалию — в основном за то, как она работает с собственными культурными кодами. Мне очень нравится Дуа Липа и то, как изменился ее стиль. В России все сложнее — женщины все-таки чаще стремятся быть угодными, податливыми, нравиться мужчинам. Иконой в России, наверное, я бы назвала только Юлию Навальную — она очень яркая, смелая и настоящая. Не боится быть собой и гнуть свою линию — это достойно уважения. На нее хочется быть похожей.