Первая в России модель с ДЦП Анастасия Аброскина: «Один человек на кастинге сказал мне: "Дожили, уже и инвалиды пришли на съемки"»

Мне никогда не нравился термин «человек с ограниченными возможностями». Лично я не понимаю, чем ограничены мои возможности. Скажем, есть здоровые женщины, которые не готовят. А есть женщины, например, с нарушениями моторики или протезами вместо рук — и им готовить ничего не мешает. Мне нравится, как говорят в Европе: «человек с другими возможностями» — или «человек с повышенными потребностями». Это по-другому звучит и меняет отношение к таким людям. Даже термин «человек с инвалидностью» для меня вполне комфортен — он понятен, я не вижу в нем ничего оскорбительного. Люди с инвалидностью чувствуют мир по-другому — у них более обнажены чувства. Именно поэтому они могут успешно развиваться в творческих профессиях, там, где важнее видение и эмоции, чем какая-то щепетильная физическая работа. Так что у нас не ограниченные возможности — они просто другие.

Когда я росла, у меня перед глазами вообще не было примеров взрослых людей с ДЦП. Я не понимала, чего мне ждать, какой я буду, когда вырасту. Я жила в полнейшем неведении — не понимала даже, как буду выглядеть. Что я физически смогу делать, а что — нет. У меня в голове возникала масса вопросов и сомнений — и именно они толкали меня пробовать что-то новое. Например, спорт. До того, как стать моделью, я занималась конной выездкой, участвовала в российских и международных соревнованиях. Я стала 6-кратной чемпионкой Москвы и 8-кратной чемпионкой России по конной выездке среди людей с инвалидностью. Собственно, мое медицинское образование было продолжением спортивного прошлого: я поступила в медицинский, потому что хотела стать тренером, а для этого нужно иметь образование либо невролога, либо реабилитолога. Вообще, если посмотреть на все мои многочисленные занятия, может показаться, что я всю жизнь мечусь и что-то ищу. На деле же один проект — всегда прямое продолжение другого. Ни одного случайного среди них нет.

Моя модельная карьера началась из-за того, что я искала способ воплотить в жизнь образ, который возник у меня в голове. Я человек визуального восприятия – и мыслю картинками, которые постоянно приходят ко мне и требуют какого-то выхода. В 18 лет в моем сознании спонтанно появился образ сломанной куклы. Он был собирательным: с одной стороны, это аллегория инвалидности (мне часто говорили, что я двигаюсь как марионетка), с другой — метафора взросления и того, как девочка становится женщиной. Я начала искать способы воплотить этот образ — и поняла, что это непременно должно быть фото. Тогда я решила выступить в роли продюсера: найти фотографа, модель, организовать съемку. С моделью никак не складывалось: ни одна девушка не понимала, что именно я хочу увидеть. И тогда фотограф предложил мне самой позировать ему.

В тот момент моделинг очень помог мне принять и полюбить себя — та съемка сработала, как сеанс психотерапии. И я решила продолжить эксперименты. Стала знакомиться с фотографами, ходить на кастинги. Поначалу никому не говорила, что у меня ДЦП. При личной встрече все реагировали по-разному: мне пришлось выслушать многое, даже оскорбления. Один человек на кастинге сказал мне: «Ну вот, дожили, уже и инвалиды пришли на съемки». Но я все равно благодарна за этот опыт. Я вообще за то, чтобы люди не скрывали своих эмоций, ведь под маской толерантности часто скрываются боязнь и неприятие. Зато я научилась считывать эмоции людей — и если понимала, что у меня выстраивается с кем-то доверительная личная коммуникация, то честно обо всем рассказывала.

Не могу сказать, что родители поддерживали меня в моих начинаниях. Они вообще были против модельного бизнеса как такового — всегда считали, что это «грязь». Правда, все эти разговоры были направлены на моих старших сестер — меня это как будто не казалось. Они считали, что я с этим по определению не могу столкнуться. Родители детей с инвалидностью (мои в том числе) зачастую даже не занимаются их половым воспитанием. Мне никогда не объясняли, как устроен мой организм, как вести себя с мужчинами, как обезопасить себя от нежелательных последствий. Тем большим шоком для всех оказалась моя модельная карьера, о начале которой я никого не предупредила. Однажды сестра просто нашла в интернете мое портфолио, показала его всем остальным родственникам — и они решили меня пристыдить, устроили скандал. Конечно же, это было большим потрясением. Вообще, самыми нетолерантными по отношению к людям с инвалидностью зачастую оказываются именно их близкие. Мой отец, например, вообще придерживался практически фашистских взглядов — и даже не старался их скрывать.

После первых родов я хотела завершить модельную карьеру: мне казалось, что стоит полностью посвятить себя семье и ребенку. Но жизнь распорядилась иначе: именно после этого люди уже сами стали обращаться ко мне, просить о сотрудничестве. Как раз тогда со мной связались представители проекта Bezgraniz Couture, который занимался разработкой одежды для людей с инвалидностью. В нем я участвовала не только как модель, но и как эксперт: я помогала дизайнерам и конструкторам создавать одежду для людей с нарушениями моторики. Собственно, именно в рамках этого проекта я впервые стала позиционироваться, как модель с ДЦП — до этого никогда этого не подчеркивала, находилась в нормальной конкурентной среде со всеми остальными девушками. Мне кажется, этот опыт был очень важен для всех участников. Я, например, именно после него осознала, что хочу заниматься продюсированием собственных проектов. К тому же этот проект показывал людей с инвалидностью как полноправных членов общества, уводил от темы жалости и сострадания, в которых мы на самом деле не нуждаемся.

Вся коммуникация по теме ДЦП строится вокруг детей: сборы ведутся для детей, реабилитационные программы тоже открываются для них. Я сама прошла через это. В детстве я была на попечении у нескольких фондов, проходила многочисленные программы реабилитации несколько раз в год, мне активно помогало государство. Когда же мне исполнилось 18, появилось полное ощущение, что меня выкинули на помойку: примерно половина программ по реабилитации просто от меня отказалась. Но взрослым с ДЦП по-прежнему нужна помощь: болезнь никуда не уходит по достижении совершеннолетия. Организм людей с ДЦП изнашивается быстрее, именно поэтому нам необходим особый уход. Возможно, вы этого не понимаете, но обычные процессы вроде ходьбы стоят нам огромных усилий. Поэтому я искренне уверена, что слово «детский» из названия диагноза давно пора убрать. В конце концов, на Западе он называется просто «церебральный паралич» — и нашей медицине давно пора позаимствовать этот подход. Тогда на проблемы взрослых людей с ДЦП наконец перестанут закрывать глаза.

Предложение пройти кастинг для участия в показе Ulyana Sergeenko в Дохе стало для меня полной неожиданностью. После вторых родов я уехала в Сибирь к свекрови, чтобы она помогала мне ухаживать за детьми. Поэтому я до последнего не была уверена, что вообще смогу принять участие. Но упускать такие возможности я не привыкла — и стала продумывать, как можно все организовать. В конце концов, когда еще мне представилась бы возможность поработать с Ульяной Сергеенко, лично пообщаться с Натальей Водяновой? После долгой подготовки и двух утомительных перелетов я была в Катаре — и уже попав на площадку оценила масштаб события. Пожалуй, это было самое сложное мероприятие из всех, в которых я приняла участие: мы репетировали поздно ночью и рано утром, из-за одной ошибки прогоны приходилось начинать заново. На репетициях мне нужно было постоянно подниматься и спускаться по лестнице, что в моем случае довольно непросто — у меня быстро заболела спина. Но это был неоценимый опыт. Именно там я поняла, что настоящей модели высокого класса не свойственны капризы. При мне девушек часами перекрашивали и переделывали им укладки — и ни одна из них не выразила никакого недовольства. Потому что все понимают, что портить окружающим настроение и мешать работе — попросту недопустимо. И, конечно, я очень благодарна этому мероприятию за встречу с Натальей Водяновой. Я считаю, что она не только блестяще представляет Россию в мировой моде, но и больше всех в нашей стране делает для того, чтобы привлечь внимание к проблемам людей с инвалидностью.

Честно говоря, я вообще не сторонник создания какой-то особой инклюзивной среды. Обычно это сводится к выделению такого «лягушатника», где находятся сами люди с инвалидностью и некие толерантные окружающие. Я за нормальную конкурентную среду, где у всех есть равные возможности. Иначе у людей с инвалидностью создается иллюзия, что все окружающие терпимы к ним — а это, увы, не так. Мне хочется, чтобы мою работу оценивали, не беря во внимание мою инвалидность. Знаете, как это часто бывает: в галерее выставляют картину, и посетители реагируют на нее негативно. Дескать, «Что за мазня?». А потом оказывается, что ее написал человек с инвалидностью — и мнение сразу же меняется. Я так не хочу. Я за беспристрастность во всем.

После нескольких лет в моделинге я поняла, что продюсирование проектов интересуют меня куда больше. Сейчас я хочу создавать собственные проекты и продвигать их. Я часто выступаю спикером на различных мероприятиях — однажды даже приняла участие в конференции TEDx. Также я веду лекции о бодипозитиве, где рассказываю о том, что он намного шире, чем мы думаем, и касается каждого — особенно людей с инвалидностью, которым зачастую бывает сложно принять собственное тело и полюбить его. Недавно мне предложил сотрудничество один питерский бренд одежды, который хочет разработать капсулу для людей с нарушениями моторики — но мы пока находимся на стадии переговоров.

Также на YouTube вышел новый проект неФОРМАТ. Это социальное реалити-шоу, участники которого — 6 людей с инвалидностью, включая меня. Почему этот проект важен? Я уверена, что он поможет разрушить многие стереотипы, уйти от темы сочувствия и жалости, которе всегда окружают инвалидность. Его герои — успешные, состоявшиеся люди, которым ничего не помешало сделать карьеру. И это лишнее доказательство того, что наши возможности совсем ничем не ограничены.