Никита Ефремов: «Духовный прогресс требует прыжка в неизвестность»

В мае на «Кинопоиске» стартовал сериал «Нулевой пациент» — художественное изложение событий 1988 года, когда в Элисте произошла первая крупная вспышка ВИЧ. Стриминги продолжают снимать в России истории, которые едва бы добрались до телевизоров и кинотеатров, но «Нулевой пациент», пожалуй, самая актуальная из них. На сегодняшний день в стране живет более 1 млн инфицированных ВИЧ, а из-за последних санкций остро встал вопрос об эффективности отечественных препаратов антиретровирусной терапии, жизненно необходимой больным вирусом.

Одна из главных ролей в ожидаемом сериале досталась Никите Ефремову: он играет молодого эпидемиолога Дмитрия Гончарова, который узнает о массовых заражениях и пытается привлечь внимание Минздрава к проблеме. The Symbol обсудил с актером, почему мы все еще подвержены предрассудкам о болезни, а также как внутренние конфликты становятся глобальными.

«Нулевой пациент» — не первый ваш фильм, основанный на реальных событиях. Так получается, потому что предлагают классные сценарии, или вам особенно интересен такой материал?

Читая сценарий «Нулевого пациента», я подумал: «Вау! Про это у нас теперь можно говорить». В процессе работы понял, что для меня это скорее фантазия, основанная на реальных событиях. Передо мной не стояла задача сделать документальную историю. И сама приставка «основано на реальных событиях», благодаря BadComedian, воспринимается мной с большой осторожностью.

Вы не общались, например, с Вадимом Покровским (эпидемиолог, прототип героя Ефремова — прим. ред.) или с непосредственными героями тех событий?

Нет, но я изучил сами события и интервью их участников. Целью было сделать сериал с уважением к тем, кто там был.

Чем вам оказался близок герой?

У него есть свои личные травмы, которые во мне откликаются. Отец Дмитрия работает в Минздраве, то есть мой герой «мажор», и периодически я сам ловлю себя на желании сказать: «Посмотрите, я все могу сделать сам». Но если оно возникает, значит, я недостаточно в себе уверен и иду за уверенностью вовне.

У вас нет ощущения, что здесь все как в психологии: если что-то откликается, тревожит, значит, нужно с этим разобраться?

Я так и стараюсь делать. Кино — это, скорее, типаж и монтаж, и совсем необязательно, что вещи, которые мне важны в сценарии, будут интересны зрителю или режиссеру. Если тема важна для меня, то обнажиться, показать свои чувства и эмоции оказывается тяжело — возникают зажимы. Появляется чувство чрезмерной ответственности и пропадает элемент творчества. Надо идти от инстинктов, а не от «должно быть так, как я себе придумал».

Не обесценивает ли это все то, чему учат мастера в вузах?

Почему? Потом, я не знаю где, кроме ВГИКа готовят к киносъемкам. Было бы круто, если бы у нас появилось качественное и конкурентоспособное кинообразование. Профессия актера предполагает сьемки, а там совсем другие законы.

Какие пробелы вы чувствуете, работая перед камерой?

Способность быть «безответственным» в хорошем смысле слова. На сдерживании сложно пробиться к чувствам. Ну и, конечно, в театре совсем другой обмен энергией — ты и отдаешь, и получаешь. В кино же в основном отдаешь.

Возвращаясь к «Нулевому пациенту». В сериале три оптики и взгляда на происходящее: столично-академическая, приближенная к реальной жизни региональная, журналистская. Зачем нужна эта полифония?

Здорово, что вы это замечаете. Я, к сожалению, не видел, как снимались другие части. В моей необходимость прогресса сталкивается с системой, для выживания которой прогресс не нужен. Это, кстати перекликается с тем, что происходит у меня внутри. Духовный прогресс требует прыжка в неизвестность, но мои охранные модели поведения сигналят: «Это опасно». На их стыке возникает много чувств и эмоций, которые нелегки для проживания. А в сериале они происходят в масштабах страны.

Разве могут личные процессы отзеркаливаться в таких масштабах?

Я часть этого мира. Я часть многих больших систем. Я участник этих процессов. Я, например, ем хлеб. Чтобы хлеб вырос, нужно солнце, нужен фотосинтез, нужны вода и земля. Значит, это все есть и во мне. Весь мир — единый процесс. Для меня жизнь интересно сложилась. Четыре года назад начался отсчет моей чистоты, затем потянулись разные события: отец, вся ситуация с Украиной... Внутри меня тоже происходят свои военные действия и аварии.

Что вы чувствуете, глядя, как Россию отключают от мировой культурной повестки? Прямо сейчас это далеко не главная проблема, но все же.

Пока эта тема — открытая рана, поэтому мне сложно давать оценки, да я и не хочу этого делать. Мне важно посмотреть, где спецоперации идут внутри меня. Конфликт внутренний, про который мы говорили, является пищей для конфликта внешнего.

Когда вы погрузились в историю «Нулевого пациента», поменялись ли ваши взгляды или установки?

Нет, для меня ВИЧ никогда не был черной меткой. И я не берусь судить, с чем у других связан страх перед инфицированными людьми.

Однако информации о ВИЧ сейчас гораздо больше, чем в конце 80-х, а предрассудков меньше не стало.

Мир очень многообразный, есть те его стороны, на которые смотреть не хочется. Видеть полную картину мира, чувствовать ее и ощущать — больно, умение выдерживать полный объем этой картинки требует много ресурса и осознанности. А на невыносимые чувства гораздо проще наклеить какой-то ярлык.

Говоря о ресурсах: относится ли к их числу музыка? Какое место в вашей жизни она сейчас занимает?

Идет, как идет — без гипержелания. Быть первопроходцем сложнее — а в актерстве я будто «оцениваюсь» через семью.

Часто люди, рожденные в профессиональных династиях, хотят избрать как раз другой путь.

Надо, наверное, все случаи разбирать индивидуально. Сейчас я могу похвалить себя, мне нравится, куда я двигаюсь. Если взглянуть на прогресс последних четырех лет, то даже два года назад я многое не мог себе позволить. Например, потанцевать при всех. Сейчас такие вещи даются проще. Во мне живет очень сильный внутренний критик, поэтому я горжусь собой, когда мы с ним одна команда.

Нашлись ли способы подружиться с этим внутренним критиком?

Я задаю себе вопрос: «Зачем я это делаю? Хочу ли я этого на самом деле?» Учусь искать то, что мне приносит радость.

​За эти 4 года вам стало сложнее со старым окружением?

Сейчас формируется новый круг общения. Мало того, оказывается, я не такая уж душа компании, а скорее интроверт.​

А раньше думали наоборот?

Да, раньше у меня было другое представление о себе. В жизни есть радостное, грустное и злое. Кайф, если ощущается вся палитра. Когда одной части нет, вторая тоже хочет быть увиденной.

Химия мозга: отключаем негативные эмоции — отключаются и положительные.

Мне очень сложно осознавать и видеть все, тем более, видеть, как через меня проявляется что-то не слишком приятное и хорошее.

В процессе этих личных перемен вы не думали кардинально сменить и сферу деятельности?.

Думал. Нельзя понять, что такое обжечься, пока у тебя нет этого опыта — хоть тысячи раз представляй себе ожог. Так и сейчас: я могу лишь представлять и фантазировать. Жизнь в принципе состоит из представлений и фантазий: какой я, какие вы, каким у нас должен получиться диалог, как отреагируют на это интервью... Я настолько привыкаю наклеивать ярлыки, что они становятся несущей конструкцией. Мне интересна медитация. Когда я практикую: то иногда, пусть ненадолго, я попадаю в поле чистого и безоценочного восприятия. А оттуда может родиться все что угодно.