Ким Джонс об эволюции Fendi, фанатах и силе инстаграма*

Как ни странно, предстоящий prêt-à-porter пугает меня больше, чем недавнее кутюрное шоу. На нем меня поддержали друзья, с которыми я наконец-то смог встретиться после долгих месяцев локдауна. Знаю, это очень эгоистичный способ смотреть на ве- щи, но я получил столько удовольствия и такой заряд энергии, что мне все равно. (Смеется.) К тому же в haute couture больше определенности: ты изначально создаешь законченный образ и потом просто следишь за тем, чтобы на подиуме он выглядел максимально выигрышно. С обычными сезонными коллекциями все не так. Они придумываются для реальных женщин и должны быть живыми и гибкими. Это очень сложно, но и увлекательно тоже.

Вы всегда говорите, что трепетно относитесь к ДНК бренда, в котором работаете. Что в истории Fendi вас особенно трогает?

Его глубинная, некричащая элегантность и сила, конечно. Мне нравится, что это очень римский Дом, плоть от плоти Вечного города. Поэтому главная тема кутюрной коллекции – путешествие в Рим: оно начинается в Блумсбери и заканчивается в садах виллы Боргезе. А ее героинями стали две великие женщины – писательница Вирджиния Вулф и ее сестра, художница Ванесса Белл. Я же проделал путь от письменного стола в своем лондонском доме, где начал рисовать, до ступеней штаб-квартиры Fendi, где увидел Наоми, которая первой приехала навестить меня на новом месте.

Вас все об этом спрашивают, но насколько сложно было перестроиться с мужской моды на женскую?

В женской гораздо больше возможностей. Но я только начинаю и стараюсь сильно не разбрасываться: мы обозначили силуэты, сделали несколько эффектных аксессуаров, теперь будем развивать эти идеи. Поймите, я очень уважаю бренд, восхищаюсь Сильвией (Вентурини-Фенди, дизайнером аксессуарной коллекции и мужской линии Дома. – Прим. HB) и не собираюсь совершать каких-то чересчур радикальных движений. Я выбираю эволюцию, а не революцию. Тактика выжженной земли не для меня!

Редкая в наши дни позиция.

Некоторым дизайнерам кажется, что люди покупают их имена и идеи, а не вещи. Но на самом деле большинство даже не помнит, как зовут креативного директора того или иного известного Дома. Мне в этом смысле повезло: у меня, может, не так уж много подписчиков в инстаграме (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации), зато очень крепкая связь с миром музыки и искусства. Я работаю с культурой в целом и выхожу за рамки чисто модной перспективы. Наверное, поэтому меня узнают на улице, в каком бы городе я ни очутился. Например, недавно я гулял по Нью-Йорку с Кейт Мосс, и меня остановили шесть раз, а ее – ни одного.

Ничего себе!

Она очень веселилась. Представляете, ее даже попросили снять меня с каким-то фанатом на айфон. Дико смешно.

А какую роль семья Фенди сыграла в вашем назначении?

Я знаю, что Сильвия была в числе тех, кто за меня голосовал. И она же пригласила меня к мистеру Арно (Бернар Арно – президент LVMH Group. – Прим. HB). А я ему сказал: «Давайте позовем Дельфину (Делеттре-Фенди, дочь Сильвии Вентурини-Фенди. – Прим. HB) заниматься украшениями. Она делает очень крутые вещи – как-то даже глупо, что она до сих пор не в Fendi».

Вы пришли в Дом в сложные и смутные времена. Как нынешняя реальность повлияла на ваш креативный процесс? И сильно ли вы скучаете по тому, что было раньше?

Что касается подготовки коллекций, то да, в нормальной ситуации я смог бы куда глубже погрузиться в исследовательскую работу. Объездить больше мест и так далее. Но... кажется, я адаптировался. По-настоящему мне не хватает возможности обнять друзей. Я привык делать это хотя бы два раза в год на Неделях моды, и общения по телефону и в мессенджерах мне недостаточно.

Вы как-то сказали, что главный грех дизайнера – нерешительность. А какие еще качества могут помешать достичь успеха?

Боязнь неудачи и преувеличенная рефлексия. Когда Лагерфельд пришел в Chanel, это была катастрофа, никому не нравилось то, что он делал. Ну и где бы мы все сейчас были, если бы он поверил критикам и сдался? Фраза, которую вы процитировали, звучит жестковато, но я действительно предпочитаю общаться с решительными и уверенными в себе людьми. Да и сам четко знаю, что хорошо, а что нет. Поэтому мои коллекции почти всегда выглядят именно так, как я задумывал их в самом начале.

И кардинальных изменений в последние секунды перед показом вы тоже не вносите?

Ну может быть, меняю туфли, и то редко. Я уже 20 лет работаю с самыми профессиональными людьми в индустрии, а теперь к этому списку прибавилась Сильвия: наша команда просто не может совершить каких-то ужасных ошибок. И потом я очень аккуратно отношусь к бюджету – разбазаривать его, забраковывая целую коллекцию и начиная с нуля, считаю неэтичным и неэкологичным.

Бывает так, что цифры финальных продаж вас удивляют?

Да постоянно. (Смеется.) Вот, например, на прошлой неделе пришли первые результаты Dior (дизайнер отвечает за мужскую линию Дома. – Прим. HB), и они очень хороши. И это в такой сложный сезон! А я всего лишь сделал коллаборацию с африканским художником, который мне нравится (уроженец Ганы Амоако Боафо. – Прим. HB), и не рассчитывал на какой-то невероятный коммерческий успех.

Вам не кажется, что сегодня в индустрии есть не- прикосновенные парни, которых нельзя критиковать, что бы они ни сделали?

Вы же сейчас не про меня? Я вообще не из таких!

Нет, что вы.

Я вам вот что скажу, меня далеко не все любят и не все считают гением. Ну и что? Гораздо важнее, чтобы клиенты Домов, куда меня пригласили, покупали и носили мои вещи. В конце концов я наемный работник, и гигантское эго не мешает мне помнить об этом. Я интересен молодежи потому, что они видят, как много я трудился, чтобы заслужить свое место в моде. А еще потому, что мне нравится беседовать с ними, смотреть на мир их глазами. И инстаграм (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации), например, очень в этом помогает. Но и там рано или поздно появляются хейтеры, которые ничего про тебя не знают, но рады вылить ушат грязи. Я ведь очень закрытый человек, живу скучной жизнью, рано ложусь, рано встаю, гуляю с собаками, хожу в спортзал, стараюсь по возможности избегать вечеринок. Но всегда готов поговорить с покупателями, потому что обратная связь – это важно!

А какой самый ценный фидбэк вы когда-либо получали от клиента?

Когда я еще работал в Louis Vuitton, мы поехали в Австралию и встретились там с одним очень богатым фермером, который спросил: «Почему вы не делаете носки? Я вот с ног до головы в LV, а носки приходится искать у других». Представляете, человек сидит в глуши, ему не надо никому ничего доказывать, но он страдает без носков любимого бренда. Разумеется, пришлось срочно исправляться.

Сейчас все внимание устремлено на самое молодое поколение, 15-16-летних. Вы с ними общаетесь?

Да, у меня есть клевые крестники, им очень нравится мода. Смешно, но сегодня все мальчишки хотят стать дизайнерами. В мое время это была очень странная идея. А сейчас их интересует одежда, музыка, спорт, и все это создает такой классный микс.

До пандемии вы говорили, что расслабляетесь с помощью сериалов. Есть еще такая практика? Что сейчас смотрите?

В последний год я почти перестал включать телевизор: слишком уж все там было депрессивно. А еще я, наверное, чересчур упрямый, но просто терпеть не могу, когда мне говорят: «Ты обязательно должен посмотреть это шоу». Когда такое слышу, сразу возникает внутреннее сопротивление. Ну и вообще, я очень много работаю: у меня на той неделе было два показа и еще один через неделю. Так что очередной сериал явно не мой приоритет. Вот на пляже я бы с удовольствием повалялся, но пока это не очень реально.

Как вы думаете, что должно исчезнуть из нашего мира, чтобы он стал лучше?

Вот это вопрос! Мне кажется, я еще недостаточно пожил, чтобы знать, как исправить мир. Но было бы здорово, чтобы COVID-19 куда-нибудь делся и мы опять стали здоровыми, счастливыми и вернулись к нормальной жизни. Вот такая у меня неоригинальная мечта!