«Жизнь — это гонка на выносливость. Сперва нам кажется, что она никогда не закончится, и только на финише мы ценим каждый отрезок пути»
В моем случае Ironman был эквивалентом ситуации, когда ты оказываешься на сцене Ла Скала, едва запрыгнув в пуанты. Нет – просто купив пуанты. Последний раз я ходила на физкультуру в шестом классе. Плавать научилась в 33. Оплакивала ли я свою неудавшуюся спортивную карьеру? Нет. Однажды мне на глаза попалась статья про Ironman, прочитав которую я подумала: «Ну что за бред! Это из серии "девятиклассник остановил поезд взглядом". Я не поверила ни единому слову, включая неизвестное мне тогда существительное "триатлон", а уже в следующую секунду "железный человек" был и вовсе благополучно забыт.
Мне исполнилось 33. Обычно я улетаю куда-нибудь подальше от Москвы. Для меня дни рождения – это такая отдельная разновидность экзистенциального кризис-менеджмента. Сразу возникают неловкие вопросы: «А чего я добилась?», «А кто я?» В тот год уехать не получилось, и планом Б стал пикник на Волге в узком кругу: я с мужем, его друг с женой и их годовалая дочка. Мы забрались в моторную лодку и отправились в мини-круиз по островам. До пункта назначения нужно было плыть полтора часа. А дальше события развивались стремительно. Поднялся ветер, хлынул дождь, и гигантские волны, всхлипывая, одна за другой обрушивались на нашу лодку. У нас заглох мотор, и у мужа не получалось его починить – а уж если мой Дима не смог, значит, не смог бы никто. Семь часов мы вычерпывали воду, тщетно пытаясь дозвониться до спасателей. Рассчитывать оставалось только на чудо. Но вместо чудес – ливень стеной и короткие гудки. Промокшая и выбившаяся из сил, я подвела, так сказать, итог своих предыдущих пятилеток: «Ну что, Юля, с днем рождения. Тебе 33, а ты даже плавать не умеешь». К счастью, муж дозвонился до местных рыбаков, и вскоре к нам подоспела помощь. А уже дома я пришла к выводу, что эта ситуация была не просто так. И тогда вспомнила недавно прочитанную статью о триатлоне и открыла «Википедию». Так я узнала, что Ironman появился после дружеского спора на Гавайях: три энтузиаста решили выяснить, представители какого вида спорта самые выносливые. Гонка состоит из трех этапов, между которыми нет перерывов. Сначала ты плывешь четыре километра, затем мчишься на велосипеде сто восемьдесят и под занавес бежишь еще сорок два. «По-моему, я идеальный кандидат на звание "железного человека", – торжественно сообщила я Диме. – С детства панически боюсь воды, высоких скоростей и большого скопления людей». Шутки шутками, а мысль о том, что я могу победить собственные страхи и сделать что-то такое, чего сама от себя не ожидала, с тех пор не давала мне покоя. Треть своей жизни я работала. Смутно помню себя лет с 20 – дедлайны, кипиай, дедлайны. В 28 заняла должность директора по маркетингу. В 31 пошла учиться на MBA. А в 33 у меня случился первый эпизод захватывающего сериала под названием «Кризис среднего возраста». Я поняла, что сценарий стал слишком предсказуемым: о’кей, сейчас я имею одну руководящую позицию, потом перейду на другую. И так до бесконечности – насколько хватит сил и здоровья. Я не изменю мир, не изобрету лекарство от рака да и вообще не сделаю ничего выдающегося. Да что там, я буквально на днях пережила ситуацию, которая во всех красках показала мне мою бесполезность. Рука снова потянулась к мышке – и на этот раз запрос звучал вполне конкретно: «Как принять участие в Ironman?»
Оказалось, что помимо основного состязания есть множество «поджанров». Например, в олимпийской программе триатлона – ее включили в летние Игры восемнадцать лет назад – фигурируют гуманные расстояния: заплыв – полтора километра, велогонка – сорок, марафон – десять. Звучит не так страшно, правда? Вот и я подумала, что при правильной подготовке должна справиться. Я дала себе год. Двенадцать месяцев тотальной аскезы и жесткой дисциплины. Двенадцать месяцев наедине с собой – потому что тренер тренером, а договариваться тебе все равно с собственным телом. Никакой рефлексии и вопросов, на которые пока нечего было отвечать. Не потому, что я пыталась уйти от реальности – нет. Это реальность давно от меня сбежала, будучи оттесненной всякими карьерными амбициями и прочими вещами, которые в 20 представляются самыми важными. И теперь мне нужно было установить контакт.
Шесть дней в неделю я просыпалась в пять утра и бежала в зал. К 10 приходила в офис и в четыре начинала заправляться кофе. Но в девять открывалось второе дыхание, и у меня даже оставались силы после работы обменяться парой фраз с мужем. Я поняла, что выражение «день расписан по минутам» – совсем не метафора. В моем графике больше не было места для светских вечеринок и поздних ужинов, а в свой единственный выходной, воскресенье, я отсыпалась, ходила на массаж и консультировалась со спортивным врачом. Друзьям заранее объявила, что сошла с ума и ставлю над собой антропологический эксперимент, о результатах которого сообщу через 365 дней. Единственным человеком, все еще имевшим ко мне доступ, оставался Дима. Но ему пришлось несладко: представьте себе заставленную велосипедами квартиру, где в каждом углу по гидрокостюму, а ровно в пять Золушка исчезает часов так на четырнадцать. Спустя год у нас случился тот самый разговор, которого я ждала с первых недель. Мы сели друг против друга в Стокгольме, где я только что успешно выполнила олимпийскую программу, и Дима сказал: «Юль, у тебя на уме только работа и спорт». А я ответила: «Хочешь, все брошу? Я, кстати, не собираюсь на полноценный Ironman – с меня и "олимпийки" хватит». Дима грустно вздохнул и продолжил: «Ну кого ты пытаешься обмануть? Я же тебя знаю. Конечно, ты собираешься на Ironman. И готовилась ты все это время только к нему». После этих слов я испытала огромное облегчение. И даже на мгновение задумалась: а не послать ли триатлон к черту? Ощутив всю важность момента, Дима добавил: «Ладно, будь по-твоему. Даю тебе еще несколько лет». Этот разговор стал своеобразной точкой отсчета. Отныне мы называли вещи своими именами: муж смирился с тем, что я не успокоюсь, пока не сделаю Ironman, а я жила с мыслью, что Дима поддержит, какой бы сумасшедшей ни казалась эта затея. Забегая вперед, скажу, что она и правда была из области безумия.
После олимпийской программы в Стокгольме, давшейся мне на удивление легко, я сделала четыре «половинчатых» состязания: это когда 1,9 километра вплавь, 90 на велосипеде и 21,1 бегом. Первая «половина» проходила на Майорке 9 мая. Помню, как мотивировала себя тем, что, если вдруг станет невыносимо, буду думать про наших бабушек и дедушек. На фоне того, что пережили они, мои страдания покажутся смешными. С этой мыслью я подала заявку на участие и даже не удосужилась посмотреть трассу. А взглянуть на нее стоило: маршрут классифицировался как один из самых сложных в мире. Неприятный сюрприз ждал на втором этапе: крутой подъем в гору, практически по вертикали, а затем резкий спуск и восемнадцать поворотов на сто восемьдесят градусов со скоростью шестьдесят километров в час. Одно неверное движение – и ты если не труп, то как минимум реципиент отделения экстренной хирургии. Уже вскоре мне пришлось в этом убедиться. Ехавший передо мной мужчина не справился с управлением. Когда он перелетел через руль и ударился об асфальт, его белоснежный костюм стал алым. Мысли в моей голове перебивали одна другую: «Юля, стой, ты должна помочь!» – «С ума сошла? Если затормозишь, улетишь в пропасть!» – «Так что же делать?» – «Езжай и зови на помощь!» И вдруг весь этот поток сознания прерывает абсолютно кинематографичная картина: я вижу, как отлетевшие в сторону емкости с водой, бешено вращаясь, катятся мне под колеса. К чему это могло привести? В лучшем случае к множественным переломам. Но я не успела испугаться, потому как все происходило в доли секунды. Я по инерции продолжала крутить педали, и только когда колесо моего велосипеда проскочило в двух сантиметрах от движущегося предмета, меня накрыло волной ужаса. У меня отказала нога, и я больше не могла ехать. Кое-как добралась до ближайшего маршала и крикнула ему: «Эй, там человек разбился!» Как прошел третий этап – не помню. Помню только, что в конце у меня возникло странное чувство, я села на асфальт и заплакала. Последний раз я так сильно ревела в 12 лет, когда не стало папы. Но после похорон дала себе обещание, что никто никогда не увидит моих слез. И вот теперь сидела и рыдала, и не где-нибудь, а на финише сложнейшей гонки на выносливость. Выносить физическую боль оказалось куда проще, чем давление внутренних тисков. Как же все-таки глупо бросаться всеми этими «Я не плачу» или «Я не умею прощать». Мы так боимся показаться слабыми и так смешны в своем желании производить «правильное» впечатление. А ведь то, что сегодня кажется слабостью, уже завтра может стать источником невероятной силы. Видимо, за этим знанием мне и нужно было отправиться на Майорку, чтобы, оказавшись в шаге от трагедии, хоть что-то про себя понять.
Между моим решением поучаствовать в Ironman и самой гонкой прошло два с половиной года. Перед чемпионатом во Франкфурте меня трясло, как прилежную студентку трясет перед защитой диплома. Я все время повторяла: «Лишь бы не четырнадцать часов! Лишь бы не четырнадцать часов!» Мне казалось, что, если я покажу плохой результат, это будет конец всего, крушение всех надежд. Видимо, глядя на мои страдания, вселенная сжалилась и за пару часов до старта подарила мне здравый смысл. Та Юля, которая когда-то дала себе год на то, чтобы стать другим человеком, «железным», возмутилась: «А ты не офигела?! Тебе 36. Ты никогда не занималась спортом, а еще два с половиной года назад не умела плавать. Ты прилетела на чемпионат, куда попадают единицы, и теперь что-то там лепечешь про свои четырнадцать часов?» И меня отпустило. Я, с одной стороны, расслабилась, а с другой – превратилась в сгусток энергии, четко движущийся по заданной траектории. Я проплыла четыре километра. Промчалась на велосипеде сто восемьдесят. Пробежала сорок два. Я сделала это за двенадцать часов сорок восемь минут – такой результат мне даже не снился! Надо сказать, почти все эти двенадцать часов сорок восемь минут я находилась в трансе и очнулась только на тридцать восьмом километре забега. Маршрут проходил через парк. Вокруг пели птицы, и солнце красиво подсвечивало верхушки деревьев. Вместе со мной в режиме скоростной перемотки неслись последние два с половиной года – пожалуй, самые осмысленные из моих тридцати шести. Два с половиной года, прожитые не в привычном режиме «как пойдет», а с осознанием того, что каждый день – это шанс. Мое тело все еще находилось в движении, но внутри все замерло, наполняясь тихим восторгом. Я бежала и бежала, все ближе и ближе к финишу, и когда до конца марафона оставались считаные метры, спросила себя: «И это – все?» И тогда мне стало невероятно грустно. Я подумала о том, что вся наша жизнь – это и есть такая вот гонка на выносливость. Сперва нам кажется, что она никогда не закончится, и только на финише мы начинаем ценить каждый отрезок пути.
Записала: МАРИЯ БЕЛОКОВЫЛЬСКАЯ
Фотограф: ЕВГЕНИЙ ШИШКИН
Стилист: АНГЕЛИНА БЕЛОКОНЬ
МАКИЯЖ И ПРИЧЕСКА: ЕКАТЕРИНА ГОРЕЛОВА, НЕЗАВИСИМЫЙ ВИЗАЖИСТ: PENG; АССИСТЕНТ СТИЛИСТА: ПОЛИНА МАРЬЯНКИНА; ПРОДЮСЕР: КСЕНИЯ СТЕПИНА.