Женщина дождя
Лет 15 назад было дело. Моя первая жена ехала на машине по центру Москвы, тогда движение в городе еще было сносное. И тут возникает дама, прямо перед машиной: она переходила улицу, не глядя по сторонам, не обращая внимания на поток. Это не был переход, дама просто шла, где ей хотелось. Жена опустила стекло, сказала той что-то вроде: «Гражданочка, вы бы смотрели вокруг!» Та рассеянно обернулась: это была Ахмадулина.
Она действительно такой и была всю жизнь - нездешней. Собственная дочь называла ее эльфом.
Впервые я толком услышал стихи Ахмадулиной очень давно, мне было лет 18. В старой московской квартире на Страстном бульваре знакомая девчонка сказала: «Хочу прочитать тебе кое-что Ахмадулиной...» Мне совсем не хотелось слушать, тогда я любил Рождественского и Вознесенского, ее собратьев-шестидесятников. Вот поэзия, считал я, а что там эта странная тетенька с придыханием может написать?
Но упрямая подруга стала читать наизусть ахмадулинскую «Сказку о дожде», как этот дождь преследовал ее весь день и настиг в чужом доме:
И — хлынул Дождь! Его ловили в таз.
В него впивались веники и щетки.
Он вырывался. Он летел на щеки,
прозрачной слепотой вставал у глаз.
Это были очень-очень женские стихи, но совершенно завораживающие. Тогда я попросил книжку – почитать. Потом с удивлением обнаружил, что ахмадулинские стихи – они всегда рядом, как тот дождь. Что романс «По улице моей который год...» из «Иронии судьбы» — это она, что «Напоследок я скажу» – это тоже она. И что пугачевское знаменитое «Пришла и говорю» – это первые слова ахмадулинского «Взойти на сцену».
Мне самому довелось видеть Ахмадулину всего раза три в жизни. Каждый раз это были какие-то литературные тусовки, мероприятия, и каждый раз она была в стороне, одна, рассеянная. Женщина дождя. Мне очень хотелось к ней подойти, что-то сказать – не про стихи, а высказать сдержанное мужское восхищение: она же оставалась чертовски красивой даже в пожилом возрасте, несмотря ни на что. Но не подошел, не решился: мне показалось, что она меня может просто не заметить. Не из гордыни, а в силу своей отрешенности.
Притом она умела быть сильнее многих. Будучи совсем девчонкой, отказалась подписывать письмо против Пастернака, за что ее исключили из Литературного института. Все трусливо подписывали – она отказалась. Однажды на банкете швырнула туфлей в пошляка-поэта, сказавшего какую-то гадость. Но был и вовсе чудесный, прямо-таки киношный случай, который я очень люблю. У нее была соседка в доме, старушка, настоящая княгиня Мещерская, Ахмадулина любила с ней поболтать. Однажды Мещерской отключили телефон, все шептались, что это сделал КГБ. Тогда Ахмадулина где-то узнала номер КГБ, набрала и сказала:
— Немедленно включите телефон Мещерской!
— Что? Кто говорит?
— Поэт Ахмадулина!
Через пять минут телефон действительно включили.
Такие женщины всегда притягивают мужчин - странноватые, нездешние, чуть прозрачные. С вибрирующим голосом и потерянным взглядом. И притом совершенно дикие, своенравные, крутые. Абсолютные женщины. Многие пытались Беллу копировать, но безуспешно: она же не играла, она была такой на самом деле. Не зря у нее было четыре мужа и трое из них тоже знаменитости. Ее последний муж, театральный художник Борис Мессерер уже после ее смерти написал книгу с очень точным названием «Промельк Беллы». В самом начале он рассказывает о первой их встрече: «И вдруг я со всей ниоткуда возникшей ясностью понимаю, что если бы эта женщина захотела, то я, ни минуты не раздумывая, ушел бы с нею навсегда. Куда угодно».
Вот именно. Куда угодно. Белла – она такая.
А первым мужем был Евгений Евтушенко, они поженились совсем юными романтическими дураками, прожили вместе пару лет, но до конца жизни Евтушенко писал о ней с нежностью. «Белла поражала, как случайно залетевшая к нам райская птица, хотя носила дешевенький бежевый костюмчик с фабрики "Большевичка", комсомольский значок на груди, обыкновенные босоножки и венком уложенную деревенскую косу, про которую уязвленные соперницы говорили, что она приплетная. На самом деле равных соперниц, во всяком случае молодых, у нее не было ни в поэзии, ни в красоте».
Вторым мужем стал писатель Нагибин, он как раз оставил не самые лестные высказывания о Белле. У нее тогда уже начался «роман» с алкоголем, это теперь ни для кого не секрет. Был случай, когда они ехали на машине, Белла требовала остановить, чтобы купить выпивку. Нагибин притормозил, она подбежала к ларьку и купила «мерзавчик» водки. Кому как, но лично мне очень нравится этот эпизод. Большая русская поэтесса, эта «райская птица», берет «мерзавчик» в случайном ларьке. Нет, пить, конечно, вредно, но сам эпизод! Будто отдельный стишок, надрывный и комичный одновременно. Очень русский стишок. У каждого свой источник вдохновения, и кто посмеет осудить поэта за «мерзавчик» водки? Миллионы пьют – и никакого толка, ничего, кроме выжженной судьбы, а она оставила нам стихи, которые навсегда.
Так вот о стихах. Не зря сам Иосиф Бродский, представляя ее американской публике, сравнил поэзию Ахмадулиной с розой, имея в виду «не благоухание, не цвет, но плотность лепестков и их закрученное, упругое распускание...» Не зря Владимир Набоков, уже больной, за несколько месяцев до смерти согласился принять Ахмадулину в своем швейцарском доме. Они беседовали недолго, но Набоков тогда вообще никого не принимал, кроме близких.
Спустя много лет после «дождя» я совершенно уверен, что из той плеяды шестидесятников единственным поэтом была она, Белла. Мы окружили их дурацкими мифами, сделали легендами, но разобраться – фигня, а не стихи. Рождественский – просто горлопан-графоман. Вознесенский – с проблесками юношеского таланта, который потом ушел невесть куда, хотя эстрадные тексты хороши. Евтушенко – очень посредственный поэт, правда, сам по себе фигура, одни пиджаки чего стоят. А Белла – единственная настоящая. Да, вся такая нездешняя, но настоящая. Соперниц у нее до сих пор нет и быть не может, потому что она такая одна.
...Когда же я очнусь от суетного риска
неведомо зачем сводить себя на нет,
но скажет кто-нибудь: она была артистка,
и скажет кто-нибудь: она была поэт.