«Тогда я подумала, что это какой-то бред – молиться о том, чтобы у твоего ребенка был определенный тип рака»
Мне исполнилось 25, когда я стала вдовой после шести лет счастливого брака. Мы с мужем жили в Казани. Когда он умер от рака, ему было 33. Я поняла, что, если останусь в городе, в котором все о нем напоминает, сойду с ума, – и тогда я взяла детей и уехала в Москву. Помню это странное чувство: мы с сыном и дочкой выходим на перрон – и нас никто не встречает. Было ли сложно начать с нуля? Не знаю. Человеческий мозг сохраняет только хорошее. Днем я работала как сумасшедшая, а вечером занималась детьми. По ночам, когда хотелось выть, молилась. На какое-то время становилось легче. А потом я увидела Андрея. Он зашел в агентство, где я печатала рекламные баннеры, и первые пятнадцать минут я не могла произнести ни слова. Затем набралась храбрости и подошла.
Мы познакомились и начали общаться, а вскоре у нас завязались отношения. Это помогло пережить потерю мужа – я влюбилась, как когда-то в юности. Потом я страшно обиделась – и мне захотелось сбежать куда-нибудь, где Андрея не будет. Не прошло и пяти лет с моего переезда в Москву, как я снова паковала чемоданы. В те годы я занималась продажей медицинского оборудования. Дела шли неплохо, но с некоторыми партнерами отношения не складывались. Тогда я все взвесила и решила уволиться. Говорят, каждые восемь лет нужно менять сферу деятельности. Так у меня и получилось. Когда я ушла с работы, посыпались предложения: «А давай сделаем то же самое, но свое: купим в Китае оборудование в три раза дешевле, а маржу, наоборот, задерем». Я сразу отказывалась. Мне казалось, что в этом есть что-то неправильное, некрасивое. Если решил заняться собственным бизнесом, правило номер один – веди себя достойно.
В России меня больше ничего не держало, и я переехала в Таиланд. Почему именно туда? Просто потому, что дешево. Мой месячный бюджет составлял 500 долларов. Доступность страны была ключевым фактором, а решение я приняла спонтанно. Увидела комментарий незнакомой девушки в инстаграме (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации). Она написала: «Знаю про Таиланд все» – и я отправила сообщение в директ. Ответ пришел быстро: она пообещала помочь с жильем. Недолго думая, я купила билеты в один конец. Никаких сомнений и никакой рефлексии. Понимала: если не понравится – вернусь. В Азии мне пришлось смириться с другим ритмом жизни. Поначалу было странно, что все вокруг такие расслабленные. Мы с сыном и дочкой обосновались в Бангкоке. Там меня пригласил на работу один человек, который занимался камнями. Тема была, мягко говоря, не моя – драгоценностями я никогда не интересовалась. Максимум носила деревянные бусы и серьги из магазина Accessorize. Но других предложений не поступало, и я согласилась. После двух недель сотрудничества мы с моим работодателем решили расстаться по обоюдному согласию. За это время я успела сделать две вещи: узнать, что такое биржа драгоценных камней, и завести инстаграм (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации). Забегая вперед, скажу, что сейчас эта страница приносит моей компании 90% клиентов.
На бирже я проводила бóльшую часть времени. Общалась с геммологами, задавала вопросы, снимала камни, чтобы выложить их в соцсеть. Меня так и прозвали – Девочка, которая фотографирует камни и никогда ничего не покупает. За душой у меня не было ни гроша. Мы с детьми ели замороженную лапшу из Seven-Eleven, я не могла позволить себе обычный маникюр. Но для счастья нам нужно было мало. В выходные мы садились в машину и мчались навстречу Индийскому океану.
Мой роман с камнем случился не сразу. Сначала я интересовалась практическими вопросами: как найти клиентов, как организовать доставку. Потом научилась разбираться в самих камнях. Открывшаяся бездна знаний со временем перестала укладываться в рамки бизнеса. Камни стали моей философией, моим миром. Спустя три месяца у меня заказали десять сапфиров по одному миллиметру. Сумма была символической, но это был особенный заказ. Все-таки первый клиент – большое событие. Вскоре появился второй, а затем еще и еще. Помню, как получила крупный, по тогдашним меркам, заказ на 300 тысяч рублей. Я лежала у бассейна и думала о том, что теперь смогу оплатить аренду кондо (квартира в кондоминиуме. – Прим. HB) и купить детям одежду. Меня накрыло волной радости.
Когда тебе нечего терять, ты ничего не боишься. Помню, как однажды в Гонконге, где я снимала комнатушку размером с дом для кошки, я обошла все главные офисы влиятельных продавцов камней. Просто заявлялась без приглашения со словами: «Я Даша, и я продаю камни лучше всех». Как ни удивительно, меня воспринимали всерьез. С некоторыми из тех гонконгских поставщиков я работаю до сих пор. Мой бизнес быстро развивался, и по мере его разрастания появилась необходимость встречаться с клиентами в Москве. Чем существеннее покупка, тем больший уровень доверия должен быть между продавцом и клиентом. Люди, ищущие редкие камни, хотят видеть, из чьих рук они их получают. Я наняла помощницу в Бангкоке, а сама вернулась в Россию.
О личной жизни я не думала, но в черновиках моего электронного ящика лежало письмо, адресованное Андрею. Пока я жила в Таиланде, постоянно вносила в него правки: убирала большие куски текста, что- то дописывала. А оказавшись в Москве, открыла текст, который знала уже наизусть, и нажала на кнопку Send. В тот же день мы с Андреем встретились. Пообщались довольно прохладно: ощущались обида и недосказанность. Андрей не мог простить мне, что я уехала. Вскоре ему позвонила моя бабушка, и у них случился разговор, подробности которого мне неизвестны. Я не знаю, что она ему сказала, но ее слова произвели потрясающий эффект. После нескольких недель неопределенности мы с Андреем начали жить вместе.
Мы поженились, и у нас родилась Ванесса. Несмотря на появление дочки, я продолжала много работать. У моего бренда Darvol открылись представительства в Бангкоке, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Гонконге, Израиле. Запросы клиентов становились все изощреннее, а работать было все интереснее. Один из камней я разыскивала восемь месяцев. Редчайший сапфир падпараджа, в котором ровно пополам оттенков оранжевого и розового, без перекоса в ту или иную сторону. Через мои руки проходило немыслимое количество камней. Выгодные сделки требовали общения с клиентами, и я постоянно пропадала на встречах. Выручали две няни и личный водитель. Я понимала, что уделяю Ванессе недостаточно внимания. У моих детей от первого брака было небогатое детство, но они всегда чувствовали, что мама рядом. У Ванессы были водолазки Dolce & Gabbana, но мамы рядом чаще всего не оказывалось. Чтобы выдерживать жесткую конкуренцию, мама должна была быть бойцом. Камнями торгуют в основном властные мужчины. Женщин – владелиц бизнеса в этой области единицы.
Когда началась пандемия, я была спокойна как удав. Все готовились к апокалипсису, а у меня даже не возникало сомнений, что моя компания выстоит. За пару дней до локдауна я сидела в офисе и думала, что ничего не боюсь. В тот момент я чувствовала себя очень сильной и даже немножко великой. А на следующий день мне сказали, что у Ванессы рак. «Молись, чтобы это был B-клеточный лимфобластный лейкоз», – посоветовала хорошо осведомленная знакомая. Тогда я подумала, что это какой-то бред – молиться о том, чтобы у твоего ребенка был определенный тип рака. Молиться я не стала – боялась, что наговорю Богу много лишнего. Сейчас мне стыдно за те свои мысли, но тогда казалось, что вселенная надо мной издевается.
У Ванессы диагностировали B-тип. Врачи сообщили, что в больнице мы проведем месяц и затем нас отпустят, чтобы через какое-то время повторить курс химиотерапии, – и так несколько раз. Малышей с миелобластным лейкозом держат по полгода. Но как объяснить полуторагодовалому ребенку, что такое химиотерапия? И что ему будут прокалывать позвоночник, чтобы сделать пункцию? Я говорила дочке, что сейчас придет дядя и сделает больно. Она внимательно слушала, ложилась и тихо терпела. От гормональных препаратов у Ванессы резко менялось настроение. Она стала капризной и постоянно плакала. Я слышала, как в соседней палате десятилетний ребенок под воздействием тех же лекарств ругался матом. В отделении онкологии у большинства детей не было папы. Истории о том, что мужчина не выдержал и ушел из семьи, звучали через раз. В больнице я поняла, какое счастливое исключение мой Андрей. В душе у него бушует буря, но внешне он сохраняет спокойствие, чтобы оставаться нашей опорой и поддержкой.
Спустя три недели я села и написала страшное письмо. Пыталась объяснить – в первую очередь самой себе, – почему хорошо, что мы столкнулись с лейкозом сейчас. От химии у дочки выпали волосы, а из- за гормонов она поправилась на пять килограммов, но ей пока еще все равно, как она выглядит. Она не ходит в школу, а значит, не пропустит уроки. Я утешала себя всем, чем только могла. «Если ей суждено пройти через рак, – говорила я себе, – то лучше сейчас, когда она еще совсем маленькая». Прогноз у годовалых и двухлетних детей гораздо лучше, чем у подростков.
В один из дней у Ванессы поднялась высокая температура, что могло означать развитие сепсиса. При лейкозе малейшая инфекция – потенциальное начало конца. Помню, что перед глазами у меня пронеслась целая жизнь. В какой-то момент я поняла, почему все это происходит. Увидела себя, ослепленную тщеславием и гордыней. Вспомнила бесконечную гонку за деньгами и успехом. Когда я жила в Бангкоке, у меня не было ничего, кроме горящих глаз. Теперь у меня есть все, но ни деньги, ни успех больше не имеют значения. В тот момент мне было безразлично, что случится с моим бизнесом. Моя жизнь со всеми ее причинно- следственными связями вдруг стала такой понятной! Я увидела все свои ошибки – как будто заглянула внутрь бриллианта со множеством включений. В ту минуту я дала себе несколько обещаний. Я пообещала больше не пить, заглушая недовольство и стресс вином. Я пообещала не ругать Бога, на которого злилась с тех пор, как потеряла мужа. И еще я пообещала, что, когда дочка вырастет – а я верю, что это произойдет, – я подарю ей изумруд в форме сердца. Я заказала украшение с этим камнем и теперь ношу его каждый день, пока мы с Ванессой в больнице. Впереди у нас еще много месяцев борьбы. Когда вы прочитаете этот текст, нам сделают уже четвертую высокодозную химиотерапию. Затем будет важный анализ, результаты которого покажут, как мы должны действовать дальше.
Сейчас я понимаю, что сильно изменилась за последние месяцы. От прежней меня остались лишь камни – они со мной и в горе, и в радости. Теперь, когда я так много осознала, в камнях еще больше символизма. Каждый человек–это камень. Вы можете быть изумрудом, а я – голубым сапфиром. Или мы с вами оба белые алмазы. Но вас будут гранить в идеальное «сердце», а меня – в идеальный «круг». Мы с вами алмазы, и у нас есть огранщик. И только ему известно, какую форму мы должны принять.
ЗАПИСАЛА МАРИЯ БЕЛОКОВЫЛЬСКАЯ
Фото: АНИСИЯ КУЗЬМИНА
Стиль: ЕКАТЕРИНА ВЕЛИКАНОВА
МАКИЯЖ: СТАНИСЛАВ КРЕМЛЕВ; ПРИЧЕСКА: ОЛЬГА ЧАРАНДАЕВА @ORIBE_RUSSIA; АССИСТЕНТ СТИЛИСТА ЕВГЕНИЯ ЖИЛИНА; ПРОДЮСЕР КСЕНИЯ СТЕПИНА; АССИСТЕНТ ПРОДЮСЕРА КСЕНИЯ ПОКРОВСКАЯ.