Тимофей Колесников: «Никому не нужен второй Хельмут Ньютон»

Я родился в Салехарде. Это совсем маленький северный город. После школы я поступил в нефтегазовый университет, потому что так желали родители, но заниматься я хотел совсем другим. Я учился прямо рядом с редакцией местной газеты — проходил мимо и смотрел на нее каждый день. И однажды просто пришел туда. Мне очень повезло: я попал на ее 15-летие, все были навеселе. Я пришел и сразу попросил встретиться с главным редактором — до сих пор помню красный деревянный стол, запах в том кабинете... Я сказал, что буду делать для газеты лучшие репортажи, первые полосы — взыграл юношеский максимализм. Оказалось, что фотограф, который у них работал, запил и давно не выходил на работу. Снимать было некому, и я был единственным кандидатом — звезды совпали! Сотрудник отдела кадров случайно оформил меня не как подростка на полставки, как это требовалось по закону, а на целую ставку. В городе не было журналов, там были только газеты — все про социум, про городскую жизнь, праздники, про народы Севера. И я снимал это все. Я оказался внутри социальной жизни сам того не понимая, это был неосознанный выбор. На первые полученные деньги я заказал из Москвы фотоаппарат Сanon — первое время он постоянно был со мной, я даже спал с ним в обнимку.

Как-то я поехал с журналистом брать интервью у деда, который однажды угнал самолет в аэропорту на Севере. Это было при Сталине. Его не посадили, потому что он был подростком и не было еще такой статьи — тогда не могли представить, что кто-то может угнать самолет. Он сделал это без злого умысла. У него была своя страсть: он хотел летать и ему было неважно, какое наказание он за это понесет. Я помню также, как мы с репортером часто ходили к ветеранам. У меня есть один кадр, где пожилой мужчина держит в своих натруженных руках репродукцию с иконой Иисуса. Просто смотреть на икону — это одно, но когда ты смотришь на икону в этих руках, ты чувствуешь по-другому. Благодаря таким снимкам я и продолжал работать дальше.

Совместно с газетой «Полярный круг» я создал выставку, на который были разные социальные фотографии. Так как это была прогосударственная газета, на экспозицию пришли влиятельные чиновники и предприниматели. Однажды я захотел поучаствовать в московском фотоконкурсе и мне нужна была техника. Тогда я вспомнил, что один из людей, который приходил ко мне на выставку, был главой инвестиционной компании. Я написал ему письмо и попросил 100 тысяч рублей, чтобы достойно представить Салехард на всероссийском конкурсе. Я заявлялся в эту компанию каждый день, однако секретарь не допускала меня к нему. Но однажды я пришел в его день рождения — как дон Корлеоне, он принимал всех, кто обращался с какой-нибудь просьбой. В итоге я получил свои 100 тысяч. Но к тому моменту я понял, что хочу переехать в Москву. Нужны были еще деньги. Мне показалось, что у компании «Уралсвязьинформ» (это единственная местная компания, которая тогда занималась интернетом) я тоже могу попросить денег на достойное представление города. Они решили меня поддержать и дали еще 100 тысяч. Тогда я понял, что могу улетать в Москву за своей мечтой. У меня было 200 тысяч и 180 из них я потратил на фототехнику, на остальные 20 я собирался жить, абсолютно счастливо и свободно.

До переезда я был в Москве только один раз. Я ехал в город, в котором никого не знаю, и жутко боялся. Но впоследствии этот страх мне помог. В Москве я первым делом купил фототехнику на 180 тысяч. Это был огромный тяжелый Canon с несколькими объективами, с рюкзаком и вспышкой, я, можно сказать, молился на эту технику. Я завел себе резюме на HeadHunter и пытался с ним ходить везде, но меня нигде не брали, я был никому не нужен. У меня в Москве была знакомая Маша Атаманчук, которая знала, что я хочу быть фотографом. Она познакомила меня со своим братом, который занимался мероприятиями. Им оказался Артем Кривда. В то время он уже привозил Versace, Dolce & Gabbana, делал крупные события. Он стал приглашать меня работать. Первые съемки были удивительными: раньше я не видел такого количества людей, я попал в какой-то новый красивый мир. С того момента все и началось. А вся крупная техника оказалась мне не нужна — я ее продал и остался вообще без камеры. Но затем в подземном переходе на Курской я увидел маленькую камеру, одолжил у друга 200 долларов и купил ее. И не отпускал до тех пор, пока она попросту не заклинила. Я снимал на нее все. Фото были с дикими пересветами, там было не видно людей, но мне нравилось это отхождение от правил съемки. Этот протест пришелся мне по душе. Я понял, что светская фотография должна быть именно такой, техника ушла на задний план. Затем я завел блог timdiary.com и стал выкладывать туда свои черно-белые фотографии. Тогда было много классных вечеринок, я старался не упускать момент — мне очень нравилось держать в одной руке бокал чего-нибудь, в другой руке — камеру. Люди получали фотографии через 2–3 недели. Тогда все было медленно, размеренно, но очень весело: нам не нужен был повод, чтобы веселиться до упаду, это был абсолютно богемный образ жизни.

Я всегда хотел работать с журналами, это была моя мечта. Еще в Салехарде я любил разглядывать обложки красивых журналов. В них была магия, удивительная и тогда недоступная для меня. В Москве я стал разочаровываться — оказалось, что мало кто готов принять твое видение. Но все меняется. Раньше должность арт-директора в журнале в принципе отсутствовала. Она была номинальной. Но теперь есть арт-директор, с которым ты работаешь, придумываешь съемку. Когда предложение поступает от журнала, но твоя эстетика сохраняется, это очень хорошо. Одна из первых классных съемок, абсолютно моя, была для The Symbol — со Светой Вашеняк. Я рад, что теперь журналы предлагают мне съемки в контексте того, что я уже сделал, и открыты к новым идеям.

Удивительный социальный проект, который живет до сих пор, называется «Спасибо, мне без сахара». Мы его придумали таким совместно с Настей Кривошеевой с целью обратить внимание людей на проблему сахарного диабета. Мой отец болел сахарным диабетом, поэтому для меня это была личная история. Партнером выступил клинический госпиталь на Яузе, который поддержал нашу идею. Проект до сих пор вызывает живой интерес: недавно мне звонил Первый канал, они хотят поговорить со мной и с героями о проблеме сахарного диабета, потому что она стоит очень остро. Но помимо этого данный проект еще и об изобилии всего, что мы встречаем в нашей жизни. О самоконтроле.

Когда я начал сотрудничать с компанией Leica, я стал открывать новые возможности, почувствовал, что кроме фото мне интересно и видео. Камера, которая попала мне в руки, была очень удобной, она снимала в определенных режимах, внутри которых было интересно развиваться. Иногда я просто снимал незнакомцев в каком-нибудь городе мира, и никто не обращал на это внимания — камера маленькая, незаметная. Это давало мне доступ в личную зону человека. Это было около 7 лет назад. Сейчас есть порядка 18 роликов, которые никто не видел. Раньше мне казалось, что эти вещи не требуют отдельного внимания. Но сейчас было бы интересно их показать, потому что они сделаны очень давно, мне самому хочется посмотреть, какой я был тогда. Но есть и другие ролики, снятые с целой командой. Фотография и видео — два разных языка, но говорят они об одном и том же. В некотором смысле фото — чудесным образом замершее видео. А видео – это продолжение разговора, еще несколько слоев. Интересно смешивать сразу несколько форматов: фотографию, анимацию, видео. Сейчас на дворе 2017 год — ты можешь делать что хочешь. Теперь нет никаких преград, есть открытое поле — интернет. Если тебя в твоем городе не понимают, ты можешь это показать всему миру.

Это был абсолютно дикий вызов — мой первый клип. My Love Is Like — это совместная работа с замечательным Сергеем Минадзе. Так как у нас не было никакого опыта в режиссуре, мы придумали около 180 кадров на 2 дня. Тот, кто работает в кино и рекламе, знает, что нормальное количество кадров, которое можно снять за рабочий день, — это 25–30. И продюсер, и второй режиссер, и администратор съемочной площадки, — вся команда проекта была против нашей затеи, они сказали, что это безумие. Но мы знали, что нам нужно проявить свой взгляд и определенное количество кадров, чтобы затем отобрать лучшие и сделать из них классный клип. Это превратилось в двое суток тяжелейшей работы, по 25—27 часов. Съемки у нас были через день. Мы даже шутили, что мы — 25-hours team, которая работает исключительно от 25 до 40 часов подряд. Это была тяжелая работа. Я очень рад, что Антон Беляев — художник — был максимально вовлечен во все этапы работы и на площадке он провел с нами все это время. Нам хотелось посмеяться над людьми, которые порождают и сеют фейк во всем. «Пластмассовыми» людьми. Так появилась задумка о супермаркете. Перед съемками мы работали над предпродакшеном 4—5 месяцев. Супермаркет построен с нуля. Каждый продукт в кадре был утвержден — от напольной плитки и дизайна товаров на полке до раскладки овощей. Не было никакой импровизации — абсолютно все было просчитано от начала и до конца.

Я противник «передозов». Человеку на самом деле нужно немного. Все излишества — это уже какие-то психические заболевания, которые превращают твою жизнь в ежедневный ад. Я не вижу ничего плохого, скажем, в красивой одежде, но это ты должен выбирать ее, а не она тебя. Каждый должен решать, во что одеваться, чем заниматься, что есть. Без заложников.

Мне очень нравилось то, что делал Хельмут Ньютон. Однажды я даже принес цветы на его могилу на кладбище в Берлине. Оказывается, он захоронен в трех могилах от Марлен Дитрих. Был такой момент, когда я пытался отчасти ему подражать, но быстро понял, что у меня ничего не выходит. Самое важное, что мне дали попытки подражать, — это нахождение своего личного стиля. Важно определиться с тем, что и как должен снимать именно ты. Никому не нужен второй Хельмут Ньютон. Цель любого художника — это найти свой месседж, развивать и транслировать его. Мое послание – это эмоции, потому что у них нет срока годности, они всегда актуальны. Живые фотографии — самые лучшие.

Мне нравится то, что делает Юра Тресков. Такое видение женской красоты, сексуальности и тонких чувств между мужчиной и женщиной, как у него, я еще не встречал. Еще мне нравятся работы Леши Киселева — он вообще пионер формата неправильной сюжетной фотографии. Он может прийти на съемку и забыть батарейки, но они всегда откуда-то появляются, и он продолжает снимать. Он доверяет случаю и своему видению — это очень уверенная позиция.

Я чувствую себя в Москве как дома. Она дает мне очень много сил. Возможно, когда ты проводишь здесь много времени, на тебя начинает давить энергия города, ведь это мегаполис. Иногда хочется от нее отдохнуть. Но когда я возвращаюсь, приземление самолета — один из самых счастливых моментов в моей жизни. Я не засиживаюсь в Москве долго. Важно знать, где ты хочешь быть. Если тебя тянет к спокойствию, то, может быть, Москва не твой город. А я люблю этот бешеный ритм, потому что только так могу наполнить свою жизнь действиями. А уезжаю я обычно на природу, в горы улетаю, набираюсь сил. Надо уметь переключаться, искать «переключатели» — это может быть йога или бокс, неважно.

Я не верю в здоровый образ жизни, как и в любой другой. Образ — это нечто недолговечное. Это тренд, который постоянно меняется. Всегда надо делать то, что ты хочешь. Если ты хочешь есть — надо есть, если ты хочешь пить — надо пить. Но внутри нас должна быть мера. Мы же люди, каждый день нам приходится бороться со своими зависимостями. У каждого они свои. Я зависим от успеха. Мое эго постоянно требует большего. Каждый день мне нужно уделять определенное количество времени работе, только так я остаюсь довольным и счастливым. Поэтому у меня бывает иногда перевес в сторону фотографии, потому что фотопроекты — это нечто быстрое. Ты их делаешь, показываешь людям, получаешь свою долю эмоций, эго довольно. А видео требует 2—3 месяца работы, и только потом ты получаешь фидбэк. Так что полжизни мы привыкаем к успеху, полжизни боремся с эго.