Шапка-ушанка, Путин и хакеры: какой нашу культуру видят за рубежом

Последний круглый стол Chandon и The Symbol получился по-настоящему всеобъемлющим: мода, современное искусство, литература, музыка, кинематограф... Решиться на такую масштабную дискуссию было непросто, но кто не рискует, тот не пьёт игристого (а уж такого, как Chandon Rose, тем более)!

Катя Федорова

Александр Горбачев

модератор, фэшн-консультант, автор Telegram-канала Good morning, Karl!

журналист

Николай Палажченко

Михаил Идов

режиссер, сценарист

куратор и продюсер выставок современного искусства

Катя Федорова: Давайте начнем с того, чем знаменита русская культура за рубежом сегодня. Я долго жила в Америке и знаю, что иностранцы обращают внимание на совершенно неожиданные вещи. Прошлым летом меня просили устроить экскурсию по городу дочери одного очень известного художника. И что вы думаете? Собянинские домики с какими-то народными ремеслами привели ее в больший восторг, чем Третьяковка.

Николай Палажченко: 90 % моих знакомых мечтают побывать в России, но ни разу не доехали. Либо доехали много лет назад при Брежневе и Андропове. Так вот, они живут в медийном поле, которое лично мне совершенно непонятно. Матрешка, Гагарин, спутник, балет, русские девушки, икра... А недавно к этому списку добавился стойкий мем — русские хакеры. Мне кажется, что в политике нас, к сожалению, больше, чем хотелось бы. А в культуре становится меньше.

Катя Федорова: В моде одно время случился расцвет... Все благодаря Гоше Рубчинскому: он ввел тренд на кириллицу, который подхватили все подряд, включая нерусских дизайнеров. Самое смешное: когда заходишь на AliExpress, а там продается куча футболок с неправильно написанными русскими словами. Жаль, что постепенно этот самый успех сходит на нет.

Александр Горбачев: Но Гоша же остается.

Катя Федорова: Гоша закрыл свой бренд. Хайп прошел.

Николай Палажченко: Фильмы «Елена», «Левиафан» Звягинцева довольно мощно выглядели. Это кино заметное, но его мало. Я, кстати, «Левиафан» смотрел в Париже.

Катя Федорова: Ну хорошо, вы смотрели, а парижане и американцы?

Александр Горбачев: Американцы как-то были не очень в курсе, что такое существует.

«

в политике нас, к сожалению, больше, чем хотелось бы

Николай Палажченко

»

Николай Палажченко: А парижане смотрели. Они сейчас сошли с ума по «Дау», но его тяжело воспринимать как чисто русский бренд. Он шире России, захватывает и Советский Союз...

Катя Федорова: Михаил, а «Лето» ведь смотрели за границей? Я видела в Париже постеры, это было очень приятно.

Михаил Идов: Я хочу откатиться чуть-чуть назад. Одна из проблем российского мировоззрения заключается в том, что у нас до сих пор царит понятие «иностранец». Для страны такой мощи и таких размеров это просто-напросто стыдно: как будто есть мы, и есть какой-то мир за нашими пределами. Я сейчас живу в Германии и сталкиваюсь примерно с такими же мучениями немецкой киноиндустрии: мол, почему за последние 15 лет все знают только два наших фильма, «Гуд бай, Ленин» и «Жизнь других»? Это обычные европейские мучения. И если я вообще для чего-то был послан на эту землю, то для того, чтобы постоянно говорить россиянам, что их проблемы не уникальны. И вот еще что интересно: когда в таких закомплексованных культурах кто-то выходит на мировой уровень, его начинают считать «экспортным» (в кавычках) и перестают уважать дома.

«

Одна из проблем российского мировоззрения заключается в том, что у нас до сих пор царит понятие «иностранец»

Михаил Идов

»

Александр Горбачев: А мне кажется, это зависит от индустрии. Потому что с музыкой такого не происходит. Не думаю, что Нина Кравиц или Кедр Ливанский перестали кому-то нравиться.

Михаил Идов: Они все-таки работают вне слов. Почему тот же Оксимирон не записал, хотя и мог бы, альбом на английском? Потому что это были бы неочевидные плюсы за рубежом и масса очевидных минусов дома.

Катя Федорова: Ну была же волна наших групп, которые пытались петь по-английски...

Михаил Идов: Сейчас я закончу быстро. По поводу образа иностранца, который должен как-то потреблять Россию. Мы становимся собой только в глазах этого самого иностранца. Когда на нас смотрят...

Катя Федорова: Как с чемпионатом мира по футболу. Нам впервые было не стыдно.

Михаил Идов: Верно. Образ России возникает только тогда, когда на нее смотрит иностранец.

Николай Палажченко: Образ иностранца действительно нас мобилизует, в хорошем смысле слова. А так... У Москвы, Петербурга и других городов туристический потенциал используется, наверное, меньше чем на два-три процента. И вот еще что важно: русская культура во многом создавалась иностранцами. И не с петровских времен, а гораздо раньше. Любой иностранец в первый же год становился русским: Россия — особенно петербургского периода — перемалывала иностранцев быстрее, чем сейчас это делает любой мегаполис. Сейчас мы стали более герметичными, и это действительно проблема.

Катя Федорова: Поговорим про поп-культуру. Американское кино понятно всем, французское — более или менее, а русское...

Михаил Идов: Не нужно забывать, что со всех культур мы видим самые сливки. У американцев мы видим почти все. Вот я говорил о немцах, а теперь скажу о французах. Они уверены, что их кино давным-давно находится в глубочайшем кризисе. По их ощущениям, есть два-три приличных режиссера сейчас: Озон, Бессон и еще парочка...

Катя Федорова: Но французских фильмов в российском прокате больше, чем российских фильмов во Франции.

Михаил Идов: Их не особо смотрят. Основная масса французского кино — это довольно унылые комедии, вот реально формата «Бабушки легкого поведения». Или мелодрамы про супружеские измены. Их огромное количество.

Катя Федорова: У нас такие тоже есть, но почему они не выходят на экспорт?

Михаил Идов: А кому оно нужно? Фильм Ильи Найшуллера «Хардкор» в этом смысле уникален, он мощно вышел на мировой рынок. «Лето» во Франции посмотрело 200 тысяч человек. На минуточку, черно-белый арт-фильм про рокеров, о которых никто там не слышал.

Николай Палажченко: А в музыке мы производим какой-нибудь уникальный и классный продукт?

Михаил Идов: Самому было бы интересно послушать.

«

И вот еще что важно: русская культура во многом создавалась иностранцами

Николай Палажченко

»

Николай Палажченко: Музыка и визуальное искусство проще всего транслируются наружу.

Александр Горбачев: Это, кстати, неочевидно. Потому что у музыки есть язык, не всегда, но часто. Мне кажется, изоляция в музыке как раз идет нам на пользу. Потому что у нас было поколение музыкантов, которые осознавали себя такими космополитическими ребятами. «Мы будем играть так же, как там, поэтому нас там будут слушать». Pompeya, Tesla Boy...

Катя Федорова: Тем не менее, единственные, кого я слышала в американском спортзале, — это группа «Тату».

Александр Горбачев: В том-то и дело, что они не пытались быть нерусскими. Россия в плане музыки превращается в заповедную территорию культурных парадоксов. Характерно, что многие группы, которые начинали на этой волне англоязычных песен, вернулись к русскому языку.

Николай Палажченко: Shortparis — хороший пример.

Александр Горбачев: Это идеальный пример. Группа абсолютно русская, но при этом там нужна. Она странная, ни на что не похожа.

Михаил Идов: Я считаю, что ближайший эквивалент — это East India Youth.

Александр Горбачев: Нина Кравиц по-прежнему остается одним из самых успешных российских музыкантов...

Катя Федорова: Но она не позиционируется как русская, у нее нет национальности.

Александр Горбачев: Нина Кравиц — это классное техно, оно универсальное, глобальное. А вот Кедр Ливанский — это как раз типично русская штука.

«

Россия в плане музыки превращается в заповедную территорию культурных парадоксов

Александр Горбачев

»

Михаил Идов: Кедр Ливанский прекрасно работает с имиджем «русская девушка»... Я хочу перейти к такому феномену, как русский YouTube, потому что самые массивные хиты, которые поставляет Россия в последнее время, находятся на территории мемов и фрик-арта. А Little Big — это схема, по которой стал знаменитым Psy. Механизм распространения простой: «Смотрите, это классный фрик из другой культуры».

Катя Федорова: Он утрирует эту культуру и показывает, какие мы гопники, алкаши.

Николай Палажченко: А образ гопника — веселый такой.

Михаил Идов: И он работает. Последние пару лет выстрелила эстетика панелек, возьмите тот же клип Риты Оры, она со своими албанскими корнями очень четко бьет в это.

Николай Палажченко: Слушая вас, я понимаю, что в современном искусстве нет образа русской девушки-художницы. Кто у нас есть более или менее узнаваемый на международном уровне?

Александр Горбачев: Pussy Riot.

Николай Палажченко: Их высшее достижение — это съемка в эпизоде сериала House of Cards. Я утрирую, конечно. Но они не создают произведения искусства, которые выставляют, ротируют и продают. Это область кино, музыки, перформанса. Кого мы видим на мировой сцене в искусстве? Кого мы сейчас видим на Западе? Пашу Пепперштейна, Иру Корину, Аслана Гайсумова, Таус Махачеву... И совсем чуть-чуть Евгения Антуфьева. Вот вам и исчерпывающий список русских художников, которых знают за рубежом. Но никто из них не является top of the top. Есть интерес, но вялый. Россия сейчас не выглядит hot. При этом достойных имен много. Проблема в том, что никто из художников не приходит с большими деньгами, с мощной продюсерской поддержкой со стороны музеев, галерей, государственных институций. Художники дорастают до потолка, где достаточно какого-то таланта, а дальше, извините, начинается жесткий бизнес. Им говорят: «Ребята, у нас уже своих семеро по лавкам, в них уже вложены наши национальные деньги, наши усилия». Есть такой закон, что искусство всерьез растет в тех странах, где растет экономика, а внутри экономики — коллекционирование со стороны национальных богатеев.

Александр Горбачев: В музыке больших денег не нужно. Особенно когда есть YouTube.

Николай Палажченко: А как в моде?

Катя Федорова: Очень сложно. Потому что зачастую в русской прессе начинают писать о дизайнере только после того, как о нем написали на Западе.

Александр Горбачев: С музыкой проблема в отсутствии индустрии как таковой. Прежде чем выходить вовне, надо построить что-то внутри. Молодой артист с момента появления за три месяца может пройти от нуля до двух тысяч человек в Москве. А еще через три месяца стадион собрать. И зачем ему тогда Запад? Достаточно здешнего респекта.

Михаил Идов: Если рассматривать Россию не как потенциального конкурента Голливуду (что само по себе абсурдно, потому что конкурентов у него нет), а как одну из европейских школ индустрии кино, все встает на свои места. Потому что Россия давным-давно прекрасная интегральная часть европейского кинематографа. Я поражен тому, сколько людей не знают, что Россия — полноправный член Совета Евросоюза по поддержке кино Eurimages. В фильме «Юморист» есть хороший кейс по данному поводу. Это полноправная копродукция между Чехией, Латвией, Россией.

Николай Палажченко: В искусстве, кино от России часто ждут какой-то драмы, перверсии. В свое время над этим много шутили. То, о чем мы говорили вначале: у нас действительно не любят чуваков, которые что-то поставляют на экспорт: мол, они нас позорят. Возьмем того же Звягинцева, который якобы очерняет Россию.

«

В музыке больших денег не нужно. Особенно когда есть YouTube

Александр Горбачев

»

Михаил Идов: Когда я говорил о том, что фильм «Лето» популярен во Франции, меня спросили, не считаю ли я, что это такой момент социальной активности: мол, поддержим диссидентов.

Николай Палажченко: Маленький элемент есть, но он не является ключевым.

Михаил Идов: Сразу возникает подозрение, что люди за рубежом хотят видеть про нас плохое... А человек, который активно продает такое, вроде как выносит сор из избы. Это неправильная логика. Актуальное искусство должно вскрывать язвы, с этим ничего не поделать.

Николай Палажченко: В этом его социальная роль. Важная функция искусства — оспаривание, сублимация разных недовольств и перверсий в какие-то эстетически ценные продукты.

«

зачастую в русской прессе начинают писать о дизайнере только после того, как о нем написали на Западе

Катя Федорова

»

Михаил Идов: Невозможно удовлетворить национальное тщеславие одной страны и продать этот продукт успешно другой. Ну, ребят, кому нужен фильм о том, как российская сборная по баскетболу победила американцев?

Катя Федорова: Был фильм о том, как американская сборная победила, он называется The miracle. И он был дико популярен.

Михаил Идов: Америка воспринимает себя как носителя общемировых ценностей. Если американская команда победила у русских, то весь мир победил Дарта Вейдера. Это подмена понятий, которой всегда занимается Голливуд.

Катя Федорова: Меня недавно попросили для книжного магазина, который один известный бренд планирует открыть в Европе, посоветовать современную российскую литературу, которую они могут положить в book store, а я реально не знала, что сказать.

Александр Горбачев: Ну есть Владимир Сорокин как минимум.

Катя Федорова: Для широкой аудитории.

Александр Горбачев: Это вопрос о том, что переведено. Вот я не знал, что Аслан Гайсумов востребован за рубежом. Может, Сальников переведен и его дико раскупают в Италии? Бог его знает. The New Yorker недавно публиковали новый рассказ Петрушевской...

Николай Палажченко: Сейчас русское — это скорее хакеры-шмакеры, все токсичное. Если мы раньше плыли по течению, то сейчас — против. Я взаимодействую с мировыми коллекционерами. Паранойя и подозрения растут на глазах. Если раньше меня спрашивали: «Что у вас в России? Расскажите, покажите, пришлите». То сейчас я, наоборот, говорю им: «Ребята, не хотите ли посмотреть?»

Александр Горбачев: Тут еще репутационный вопрос... Если ты имеешь дела с Россией, то потом могут быть проблемы.

Николай Палажченко: Для меня это дико. Я воспринимаю искусство вне квазиполитического контекста. Искусство всегда живет в другом ритме, оно не может быть внутри политического дискурса, потому что у него свои временные циклы, иногда 15—20 лет. Художник обязан вызреть, сформировать свою визуальную эстетику, которая должна настояться как чайный гриб. Это занимает безумное количество времени, поэтому сейчас на арт-рынке более или менее востребованы художники, которым по 75—85 лет.

«

Искусство всегда живет в другом ритме, оно не может быть внутри политического дискурса

Николай Палажченко

»

Катя Федорова: Мы говорим про высокое искусство, кино и музыку, но если спуститься чуть вниз к поп-культуре...

Николай Палажченко: Ушанке с Путиным.

Катя Федорова: Нет, я не про это. Модные дома сейчас работают с молодыми художниками, которых находят в «Инстаграме». Им совершенно все равно, откуда эти люди.

Михаил Идов: В кино тоже это работает. Найшуллера же так нашли.

Катя Федорова: Если бы друзья из Америки и Германии попросили вас показать им типичную русскую культуру, кого бы вы привели в пример?

Александр Горбачев: Shortparis я бы однозначно показал. Того же Оксимирона точно нет: без русского языка здесь нечего ловить.

Михаил Идов: Я несколько раз пытался ставить американцам Оксимирона. Они говорят: «Да, звучит как Eminem».

Николай Палажченко: Я могу четко назвать три имени. Павел Отдельнов, Миша Most и Megasoma Mars. Это три художника, которые недооценены, у которых огромный потенциал в мире.

Михаил Идов: А я вот за Алексея Федорченко, это удивительно талантливый режиссер, и я думаю, фильм «Война Анны» это многим докажет. Потом Даша Жук — новая русская режиссерша. А из актеров я бы назвал Северию Янушаускайте. Хотя это скорее совсем литовский кейс... Все-таки очень сложно из актеров кого-то выделить.

Катя Федорова: А вот если иностранец, допустим, хочет понять современную Россию, какие фильмы ему посмотреть?

Александр Горбачев: «Ширли-мырли» — очень люблю этот фильм, это ключ к российской действительности. Но как его поймет американец, бог его знает.

Михаил Идов: Я бы показал фильм «Защитники». Мне кажется, он объясняет современную Россию. Но это очень плохая попытка сделать типа марвеловскую картину.

Николай Палажченко: А если вернуться к области модной индустрии?

Катя Федорова: У нас все гораздо проще. Есть последователи Гоши Рубчинского.

Николай Палажченко: А мне кажется, что у секонд-хенда эстетика очень крутая. «Дау» купил всех своими костюмами.

Катя Федорова: Сейчас все вернулись от спорта, гопоты и ugly fashion к плиссированным юбкам и бантам. Но наши молодые дизайнеры пытаются до сих пор играть в кириллицу. Самое интересное, на мой взгляд, что могло бы быть, — это возрождение русского фольклора, но не в лубочном мерзком пошлом виде. У нас есть, например, замечательная Маша Джанкой. Она замешивает русский фольклор с африканским, с хип-хопом... У нее это не выглядит блевотно, простите. А когда у Маши летом, здесь, в музее ДПИ был показ, на него практически никто не пришел из модных журналистов.

«

Сейчас все вернулись от спорта, гопоты и ugly fashion к плиссированным юбкам и бантам

Катя Федорова

»

Николай Палажченко: Русская эстетика во многом интересна с точки зрения интерпретации именно современными художниками. И я думаю, что наш разговор очень важен в плане того, что самые грандиозные открытия, шаги и рывки должны быть скоро.

Александр Горбачев: Для этого есть энергия и возможности.

Николай Палажченко: Появятся интересные ребята, которые сделают что-то важное. Как художник Малевич, как архитектор Щусев.

Александр Горбачев: Хочется верить. Предлагаю на этом завершить. Идеальный финал.

Фотограф: Алена Чендлер