Мы не можем жить без Италии
Пару лет назад гуляли мы с дочкой по Вероне. И вдруг я ей говорю: «Смотри, Кремль!». Ася взглянула на древние стены крепости Кастельвеккьо, удивилась: «Ой, правда!». Краснокирпичные стены украшены «кремлевскими» зубцами с раздвоенным хвостом. Тут я ей рассказал об итальянских мастерах, которые при Иване Третьем были приглашены в Москву – делать реновацию Кремля. Об Аристотеле Фьораванти, который воздвиг там Успенский собор. Тот, что построили наши до этого, рухнул в 1474 году, во время мелкого землетрясения. Наш Кремль, наша краса и гордость – это всё итальянцы. Уж я не говорю о Петербурге, Растрелли и Росси.
Что бы мы без них делали? Кто бы учил нас прекрасному?
Италия и итальянцы – это особая, давняя русская страсть. Дело даже не только в архитектуре, не в операх Верди, не в пицце, наконец. Италия – наша мечта о рае среди постылых снегов. Который не где-то там, на небесах, куда можно и не попасть, – а вот, не так уж и далеко. Италия – это песня. Сплошной фестиваль Сан-Ремо. Кстати, именно в Сан-Ремо Чайковский закончил «Евгения Онегина».
Гоголь сбегал в Италию – от петербургских «снегов и подлецов». Называл ее «душенькой». Писал другу: «Как будто с целью всемогущая рука промысла бросила меня под сверкающее небо Италии, чтобы я забыл о горе, о людях, о всем и весь впился в ее роскошные красы. Она заменила мне все. Я весел».
Весел, да. Всякий русский в Италии весел. Даже при слове «Италия» – уже весел. При звуках итальянской речи – весел. Помните песенку из «Формулы любви» в исполнении Абдулова и Фарады: «Донна белль амаре, кредере кантаре...»? Дурацкий набор слов. Но как ласкает слух.
Я полюбил Италию с детства. Когда читал «Буратино» и «Чиполлино», когда читал сказки Горького про Италию. Картинки рассматривал: босоногий мальчик среди белых колонн, под жарким солнцем, с целой корзиной винограда. «Эх, мальчик, какой же ты счастливый! – думал я. — Нет, конечно, мы тоже счастливы в советской стране, но очень хочется в Италию. К винограду и беззаботным песням». Но понимал: никогда мне там не бывать. Остается мечтать и слушать пластинки с Челентано.
Некоторые советские граждане все же туда вырывались, счастливцы. Когда в конце 1960-х на Волге строили завод ВАЗ, приехала целая толпа итальянцев: проект был сделан компанией Fiat. По такому поводу город Ставрополь переименовали в Тольятти – в честь главы итальянской компартии. Крутобедрые волжские девчонки тут же закрутили романы с итальянцами. И многие уехали с ними, вышли замуж, стали матронами. Феличита! Теперь уже и русский, наверно, забыли.
Если всё плохо, не строится — не клеится, бросил любимый – рецепт один: поезжайте в Италию. Одна моя знакомая развелась с мужем, тошно было на душе. Депрессия. Одиночество. Полетела в Италию. Недельный роман с красавчиком Роберто – и она исцелилась. Вернулась как новенькая, вся такая веселенькая.
«Итальянцы умеют убедить девушку, что она прекрасна и желанна», – резюмировала знакомая.
Итальянцы вообще от русских девушек балдеют. Тут полная гармония. Как мне объяснял модный московский ресторатор Уиллиам Ламберти, наши девушки спокойные, уютные, хозяйственные. И очень красивые. У Ламберти жена, разумеется, русская.
Странно, но итальянцы легко уживаются в России. Хотя климат, тревожность, угрюмость. Почему-то им тут хорошо. Наверно, потому, что их любят.
Очень давно у меня случился роман с итальянкой. Лаура училась в Миланском университете, писала диплом – что-то по русской литературе. Приехала в Москву. Но здесь стало ей не до диплома. Снег, водка, шапки-ушанки, угар. Я таскал ее по пьяной Москве 90-х, по крышам и барам. Как же мы напивались. Как ей тут всё нравилось. Меня она, видимо, считала кем-то вроде Парфена Рогожина. Глядела с испугом и восхищением. С Лаурой была только одна проблема: она не закусывала водку. И не запивала. Зато какую варила мне пасту! М-м-м-м-м....
Если бы я был пошустрей – уехал бы с ней в Милан, как те девчата из Тольятти. Вроде вот она, мечта детства, хватай. Лети! Донна белль амаре. Но она улетела без меня. Гордый «Рогожин» остался в снегах. Она звонила мне из Милана, и я слушал не столько ее щебет, сколько звуки, которые она приносила с собой. Звуки Италии, душеньки.
А спустя пару лет полетел уже с первой женой. Моя душенька оказалась ровно такой, какой я представлял ее с детства. Не обманула. Игривой, затейливой, томной. И с той поры, я, как бледный Гоголь, думаю лишь о том, когда уже вырвусь в Рим, Флоренцию или Сиену. Теперь-то я знаю много маленьких итальянских тайн. Знаю, где лучшая пицца в Болонье и лучшее тирамису в Риме. Владею минимальным набором слов, чтобы объясниться на улице или просто радостно крикнуть юной компании: «Чао рагацци!». Видел чудо — ночную Венецию, похожую на грандиозную декорацию. Пустую Венецию! Знаю, где похоронен мой любимец, Боттичелли. Во флорентийской церкви Оньисанти, чей фасад выходит прямо на мутную реку Арно. Много чего знаю, много чего видел.
И на самом деле – не знаю совсем. Италия неисчерпаема. Она навечно останется лукавой терра инкогнита.
...Русских в Италии, кажется, больше, чем в Москве. Только что был в Риме: сплошная русская речь на улицах. В магазинах русские продавщицы, в кафе русские официантки. Понаехали, ага.
Одна старинная подружка года три назад сорвалась, схватила крошку-дочку и уехала во Флоренцию. Почти не зная языка. Каждый свой приезд с ней встречаюсь. С деньгами не очень, жизнь – совсем не тирамису, но она довольна:
— Ой, в Россию вашу я не вернусь ни за что. Мне тут в кайф.
Понимаю. Нет, сам я никогда никуда из России не уеду. Но хотя бы раз в год я обязательно должен в Италию.
Потому что русский не может без Италии. Как грустный Пьеро без лихой Коломбины. Потому что чашка эспрессо на улице Болоньи или Турина – это горячее счастье за полтора евро. Потому что тебя всегда ждет клоунский оркестр Феллини, слышите эту музыку? Потому что рай с мандариновыми деревьями – он близко, четыре часа полета. И нежные ангелы Боттичелли опустятся на усталые русские плечи.