Команда «Насилию.нет» — о том, как корректно говорить о домашнем насилии и помогать женщинам, столкнувшимся с ним

Вторая часть нашего рассказа о том, как устроена работа Центра изнутри
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

В конце декабря Министерство Юстиции по результатам внеочередной проверки включило Центр «Насилию.нет» в список НКО-иностранных агентов. Напомним, что «иностранными агентами» в России считаются физические лица и общественные объединения, занимающиеся политической деятельностью и получающие финансирование из-за границы. Парадоксально Минюст объяснил свой шаг поддержкой закона о противодействии домашнему насилию.

На деле благотворительные организации — единственное место, где сегодня в России действительно помогают женщинам, пережившим домашнее насилие. После принятия закона о декриминализации побоев в семье (за первичное причинение физического вреда дается лишь административное наказание), подобные независимые институции также единственным источником статистики о проблеме. Однако уже в начале марта стало известно, что у команды потребовали срочно освободить занимаемый офис, так как ее деятельность «не подходит» арендодателю.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

В офисе на Новинском бульваре, откуда «Насилию.нет» придется уехать, мы встретились с командой организации. В продолжение интервью с основательницей Центра Анной Ривиной делимся разговором с тремя его сотрудницами: о том, как они решили сделать помощь женщинам своей профессией и с какими сложностями сталкиваются на этом пути.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Диана Барсегян, специалистка по коммуникациям

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ


Почему вы решили устроиться в Центр?

Я пришла работать сюда летом 2020 года: с одной стороны, недавно, а с другой — кажется, что год назад это была совсем другая организация. Здесь ты часто оказываешься в ситуации, к которой совсем не готов. Отсюда и ощущение, что работаешь очень долго.

Я училась на сценариста во ВГИКе, потом очень долго хотела попасть в некоммерческий сектор. Я увидела вакансию координатора в «Насилию.нет» и подумала, что это замечательная возможность. Для меня название «Насилию.нет» не было пустым звуком: Тема домашнего насилия всегда во мне мне очень отзывалась. Своей личной истории насилия у меня нет, но как раз из-за отсутствия подобного опыта ты чувствуешь, насколько это не норма.

Какое ваше самое острое переживание за время работы здесь?

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Регулярно мы делаем благотворительные тренировки по самообороне. Предварительно женщины должны пройти собеседование. Мы задаем им неформальные вопросы, чтобы выяснить, что их сюда привело. Несмотря на то, что обстановка не самая доверительная, собеседование — не прием у психолога и не располагает к выражению эмоций, практически каждая из этих женщин начинает рассказывать о том, с чем она столкнулась. У них срывается голос, они начинают плакать. Конечно, мы стараемся быть дружелюбными, показывать, что нам можно довериться. Это люди настолько подавленные, они настолько нуждаются в помощи и поддержке. Такие столкновения с реальностью очень освежают в тебе понимание того, зачем ты этим занимаешься.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

София Сидорова, координатор Центра


Чем занимается координатор Центра «Насилию.нет»?

Я занимаюсь всеми делами Центра, но преимущественно тем, что связано с сайтами, приложением, административными делами о взаимодействием с органами власти. Даже мерч создавала я.

Недавно мы проводили конференцию для кризисных социальных центров по всей России. Мы обменивались опытом, узнавали, как работают коллеги в других регионах, и оказалось, что нам есть, чему поучиться. Например, кризисный центр в Архангельске обучает полицейских правильно работать с жертвами домашнего насилия. Мы бы очень хотели сделать такое у нас в городе.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Как вы попали на работу в Центр?

Меня давно интересовала социальная тема, у меня есть и свой некоммерческий проект. Как-то я подумала, что было бы классно еще и работать в этой сфере, а не действовать исключительно из альтруизма.

Что оказалось самым тяжелым в эмоциональном плане?

В самом начале сложно было общаться с пострадавшими. Перед тобой может сидеть рыдающий человек, и непонятно, что с ним делать. Ведь я не психолог. После нескольких собеседований на наши проекты я привыкла, научилась абстрагироваться и отделять себя от историй других людей. Но в первый раз потряхивало весь день.

В профессиональной речи уже не актуально говорить «сексуальное насилие» — только «сексуализированное». Потому что в насилии нет ничего сексуального

А как вы теперь ведете себя в таких ситуациях?

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Я выслушиваю человека, потому что, скорее всего, до этого ему не с кем было обсудить свою ситуацию. Нужно снять первую потребность быть услышанным. Даю понять, что я его слышу, что из его ситуации есть выход. Если нужно, предлагаю здесь и сейчас пойти к нашему специалисту. Иногда человек боится или не хочет делать следующий шаг — тогда сперва стоит просто обозначить, что это возможно.

Что во время работы в центре вы узнали о домашнем насилии? Что стало открытием?

Я, как и все люди, употребляла термин «жертва», который больше не используется в профессиональном сообществе. Думала, что все-таки в нашей стране лучше говорить немного жестче. Ставить на людях, столкнувшихся насилием, ярлык, акцентируя проблему для государства. Сейчас мне хочется этот ярлык снять. И политика центра такова, что мы меняем в том числе и язык. Например, в профессиональной речи уже не актуально говорить «сексуальное насилие» — только «сексуализированное». Потому что в насилии нет ничего сексуального.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

В вашем окружении еще остались люди с предубеждениями относительно этого вопроса?

Я была не первым человеком, который начал объяснять окружающим все на пальцах. Сначала объясняли мне. Активизм — выматывающее занятие. Важно понимать, что одним единственным объяснением ты ничего не изменишь. Кажется, если ты разложил все по полочкам, человек сразу понял и прислушался, но нельзя ждать моментальной реакции. Иногда требуется несколько объяснений, возможно, это сделаешь уже не ты, а кто-то другой и с десятого раза.

Анфиса Скубко, координатор волонтеров

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ


Сколько в Центре работает волонтеров, чем они занимаются?

В активном контакте мы где-то с 25 людьми. Они занимаются копирайтингом, визуальным оформлением. Мы хотим сделать мощную волонтерскую базу для поддержки пострадавших, чтобы у них была поддержка в моменты, когда нужно сделать сильный шаг: допустим, подать заявление в полицию или в МФЦ. Когда люди долго находятся в травматичной ситуации, для них простые действия оказываются очень сложными.

Какие волонтерские направления вы планируете развивать?

Сейчас у нас все происходит так: человек пишет, что хочет помогать, мы добавляем его в чат и даем задачи. Вскоре будет принципиально другая система. Очень круто каждый день получать письма с запросам «Я хочу вам помогать», «Что я могу сделать?». Порой чувствуешь себя немного избалованным этим вниманием. Мы поняли, что нам не подходит любая помощь. Теперь, если у нас нет задания под определенного волонтера, мы предлагаем ему самому прийти с проектом. Мне нравится наблюдать, как активизируется творческий процесс. Еще интересно, что многие подают анкету и даже не читают, на какое направление.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

В новом офисе мы мечтаем сделать что-то вроде общей гостиной, куда пострадавшие и неравнодушные могли быть прийти и вместе провести время, познакомиться, научиться новому. Человек приходит на консультацию, его встречают, показывают, как сделать чай или кофе, рассказывают о возможностях Центра. Не все знают, приходя к юристу, что у нас есть и психологи. Людям не хватает места в Москве, где они могут просто выдохнуть и получить человеческое тепло. Для такого пространства мы ищем хостов. Уже сделали анкету и приступили ко второму этапу, собеседованиям. Пришло около 200 заявок, поэтому я еще даже не всем позвонила.

Мы не ищем спасателей

Что обычно вы спрашиваете на собеседовании?

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Мне важно понять, как человек себя чувствует в стрессовой ситуации. Сначала я прошу рассказать о себе. Здесь уже видно, какая работа кандидату больше подойдет. Также я узнаю, почему они идут именно к нам в Центр и сталкивались ли они с домашним насилием. Тех потенциальных волонтеров, у кого выход из собственных абьюзивных отношений произошел меньше года назад, мы приглашаем позже. Это опасно для самого же кандидата.

Для меня на собеседовании одна из основных задач — понять, насколько человек вообще умеет соблюдать чужие границы. Об этом люди рассказывают сами: некоторые сталкивались с насилием в семьях друзей и ведь что-то в этот момент предпринимали, верно? Я должна понять, адекватно ли они себя повели. Мы не ищем спасателей, нам нельзя заходить за личные границы пострадавшего. Ели он просит отнести с ним заявление, он волен и передумать.

Как много кандидатов отсеивается?

Многие отказываются на этапе собеседования. 30% записавшихся до меня так и не дошли.

Кого больше к вам приходит: переживших насилие или людей без подобного опыта?

Подавляющее большинство, более 90%, сталкивалось с насилием не по отношению к себе, а, например, по отношению к своим матерям, подругам. Поражает, когда приходят и говорят, что в их в жизни все нормально. У таких людей внутренняя мотивация немного другая.

Фото: АСЕТ ГЕРОЕВА