Возвращение домой: о чем говорят последние кадровые перестановки в брендах

Поговаривают, что Мария Грация Кьюри вот-вот освободит свой кабинет в штаб-квартире Dior. Основательница блога Miss Tweed Aстрид Уэндладт, чьи индустриальные слухи нередко подтверждаются, прочит на ее место Джонатана Андерсона. Сама же Кьюри, по ее информации, вот-вот вернется в родную Италию, чтобы спасать стагнирующий Gucci. Что вполне логично. К дизайнерским изысканиям Кьюри можно относиться по-разному, но генерировать продажи она умеет: об этом говорят оптимистичные на зависть всем конкурентам финансовые отчеты LVMH. А бренду имени Гуччио Гуччи, который только за первую половину этого года просел на целых 20%, жизненно необходимо вернуться в число лидеров рынка. Dior же, в свою очередь, отчаянно нуждается в дизайнере, который совладает с кутюрным бэкграундом Дома и сможет интерпретировать пресловутый New Look чуть тоньше, чем это происходит сейчас. Экс-напарника Кьюри, Пьерпаоло Пиччоли, все та же Уэндладт отправляет в Fendi, который совсем недавно покинул Ким Джонс. Все еще висит в воздухе вопрос о дальнейшей судьбе Джона Гальяно, который якобы отказался продлять свой контракт с Maison Margiela. По-прежнему свободно место в святая святых индустрии — Доме Chanel, временно оказавшемся под присмотром внутренней команды без креативного директора.

Скорее всего, на этом этапе у вас уже голова идет кругом. Все громкие имена смешались в одну кучу, все новости на эту тему звучат как однородный фоновый шум. Как говорится, 100% понимания, 0% осуждения. Несмотря на всю увлекательность происходящего, такой темп новостной повестки способен выбить из колеи даже бывалых инсайдеров индустрии. Последние кадровые перестановки напоминают уже даже не игру в музыкальные стулья, а настоящее броуновское движение. На первый взгляд, в этом хаосе нельзя проследить никаких закономерностей: все участники просто меняются местами в произвольном порядке. Усложняется все и тем, что в привычный круг дизайнеров высшей лиги периодически врываются новые лица, ранее не знакомые широкой публике. Еще пару месяцев назад можно было с уверенностью сказать, что всю фэшн-поляну между собой делят старожилы-тяжеловесы, которых можно пересчитать по пальцам. С появлением на этой арене Майкла Райдера данное утверждение потеряло свою актуальность. Но первое впечатление, как водится, обманчиво.

При более внимательном рассмотрении во всех этих хитросплетениях обнаруживается как минимум один явный тренд. Руководство брендов чаще всего склонно выбирать дизайнеров, которые уже имеют с этими марками какие-то связи. Самый простой и понятный вариант — опыт предыдущей работы. Иными словами, бренд уже должен фигурировать где-то в резюме кандидата на роль креативного директора. Наглядный пример — не раз упомянутый выше Райдер, который проработал в Celine десять лет на более низких позициях, прежде чем отчалить в Polo Ralph Lauren. В тот же паттерн укладывается прошлогоднее назначение Чемены Камали в Chloé. Выпускница Central Saint Martins трудилась в бренде под началом Фиби Файло и Клэр Уэйт-Келлер, пока не получила предложение стать дизайн-директором Saint Laurent. И один только этот факт заранее настроил в ее пользу практически все фэшн-сообщество. На этом фоне чуть менее безумными начинают казаться слухи о переходе Гальяно в Dior, который чуть поутихли лишь в последние пару месяцев. Правда, они не очень бьются ни с обстоятельствами его скандального увольнения оттуда, ни с тем, что обычно дизайнеры не входят в одну реку дважды. История моды знает лишь один такой кейс: Карл Лагерфельд возвращался в Chloé на пять лет в 1992-м после своего увольнения в 1983-м. Но Кайзер вообще был исключением из всех возможных правил, так что это во внимание не берем. К слову о Лагерфельде: под его руководством свою карьеру в Fendi когда-то начинал Пьерпаоло Пиччоли. Если слухи о его скором назначении подтвердятся, то получится, что он попросту возвращается в родные пенаты, туда, где все начиналось.

Другой вариант — опосредованная связь дизайнера с брендом. Так сказать, через одно рукопожатие. Это случай Сары Бертон, которая буквально выросла под крылом Александра Маккуина и на протяжении десяти лет фактически была его правой рукой. А сам Маккуин, как мы знаем, в течение пяти лет шокировал чинную парижскую публику в Givenchy. Разумеется, фэшн-энтузиасты уже фантазируют о том, какие отсылки к любимым приемам ментора Сары мы увидим в ее ближайших коллекциях. Если слухи о переходе Эди Слимана в Chanel все же окажутся правдой, то и он легко впишется в этот сценарий. Как мы знаем, Слимана обожал покойный Лагерфельд. Настолько, что, по его собственным словам, похудел лишь ради того, чтобы влезать в приталенные костюмы Dior Homme, придуманные Эди. И, по слухам, лично выбрал его в качестве преемника незадолго до смерти. Впрочем, информацию о скором назначении Слимана уже опровергло несколько источников: якобы тот не договорился с владельцами Дома, братьями Вертхаймерами. Однако же прощальная коллекция дизайнера для Celine подозрительно похожа на «тестовое задание» при приеме на работу в Chanel: твид, костюмы-двойки, жемчуг... Понимаете, о чем я?

Но довольно о Слимане. Общую тенденцию мы нащупали. Осталось разобраться в ее первопричинах. Здесь мы натыкаемся на любопытный момент. Всех этих дизайнеров объединяют не только те или иные связи с брендами, которые им предстоит возглавить. Каждый из них ассоциируется с конкретным периодом истории этой марки, который принято считать ее золотым временем. Так, Майкл Райдер в Celine застал Фиби Файло. Когда об этом вспомнили, по соцсетям и медиа понеслось его закулисное фото с культовым платьем из осенне-зимней коллекции 2017 года с синим принтом по мотивам картин Ива Кляйна. С Файло сотрудничала и Чемена Камали, но уже в Chloé — а ее топы с бананами и сумки Paddington бывалые редакторы и стилисты с придыханием вспоминают до сих пор. Эди Слиман — любимчик Карла Лагерфельда, который синонимичен Дому Chanel едва ли не больше, чем основавшая его Габриэль Шанель. Про Джона Гальяно и говорить нечего: его Dior — грандиозный, театральный и на редкость экспрессивный — пожалуй, самый обожаемый и критиками, и широкой публикой. Именно платья авторства Гальяно всегда собирают вокруг себя самые большие толпы посетителей на музейных выставках, посвященных архивам парижского Дома. Александра Маккуина в Givenchy покупатели и критики на самом деле не очень-то жаловали, но сегодня его тогдашние коллекции мы вспоминаем уже как культовые. И, разумеется, ждем отсылок к ним от его ученицы Сары Бертон.

Любопытно, что этот кадровый тренд набрал силу после серии неочевидных назначений, окончившихся если не полным провалом, то по крайней мере смешанной реакцией публики. Сабато Де Сарно уже превратился во всеобщего мальчика для битья, которого без стеснения ругают не только рядовые фэшн-любители, но и маститые журналисты, не боясь лишиться рекламных бюджетов и приглашений на будущие показы Gucci. Покупатели, судя по всему, тоже не в восторге: с каждым финансовым отчетом бренд демонстрирует все более удручающее падение продаж. Шон МакГирр своим дебютом в Alexander McQueen вызвал жаркую полемику и получил шквал обвинений в неуважении к наследию великого Маккуина — но частично реабилитировался вторым показом, уже куда более ровным. Дэниел Ли, блестяще возродивший Bottega Veneta, совсем не справляется с Burberry: выручка падает, критики недовольны, коммерческих хитов у бренда как не было, так и нет. Коллекции Кима Джонса для Fendi инсайдеры индустрии ненавидели так же пламенно, как обожали его показы для Dior Men.

В общем, все всеми недовольны — и это надо как-то остановить. И раз уж смелые эксперименты пока себя не оправдывают, то надо возвращаться к тому, что всех устраивало. К стилю 70-х в Chloè, сложносочиненному кутюру в Givenchy, благородному минимализму в Celine, буржуазному ladylike-шику в Chanel. В попытках исправить накопившиеся системные сбои боссы фэшн-конгломератов выжимают в пол педаль ностальгии. А на этой движущей силе мода «едет» уже не один год — и, похоже, помчит и дальше. Все бы ничего, но при таком раскладе мы ходим по замкнутому кругу — а потом удивляемся кризису идей. Но, пожалуй, сейчас действительно не время для революции: индустрия в глубоком кризисе, который способно усугубить любое неосторожное движение. Да и мир в целом не в лучшей своей форме. Возможно, ностальгия по более безопасному и предсказуемому прошлому — именно то «лекарство», которое нужно нам всем. Вопрос его эффективности лишь в правильной «дозировке»: чуть переборщил — получай обвинения во вторичности и даже плагиате.