Jahnkoy: «Нужно перестать покупать кофты за $2, не думая о том, как и где они произведены»

Мы встретились с Марией во время работы над новым проектом при поддержкe Puma, который мы увидим в июле, чтобы обсудить настоящее и будущее общества потребления и значение ручных ремесел в модной индустрии XXI века.

Расскажи о первых шагах в дизайне?

В детстве я любила шить и, как многие, делала одежду для Барби. Меня этому научила бабушка: мы с ней много времени проводили в магазинах тканей. На уроках труда в школе учительница разрешала мне экспериментировать. Помню, однажды все шили простую юбку, а я сделала джинсовую с бахромой и заклепками – на тот момент это был верх моих возможностей. И тогда я поняла: я могу все что угодно сшить сама! Так и осознаешь, чем надо заниматься в жизни. Если тратишь на какое-то занятие кучу времени, оно приносит тебе радость и не зависит от материального вознаграждения, значит, это то самое.

Ты проделала длинный путь из Новосибирска через Москву и Лондон в Нью-Йорк. Что тебе дали эти города и разные школы?

Британка в Москве обучила меня основам, помогла понять, что такое мода и дизайн, как шить одежду, как рисовать, дала практические навыки. Лондон был как глоток свободы и усердного труда. Там я выработала свой подход к дизайну: за год в колледже Saint Martins мы сделали множество проектов, один за другим, произошел очень быстрый рост. Нью-Йорк стал следующей ступенью: я поняла, как использовать все эти знания и главное – зачем. Магистратура в Parsons сконцентрирована на углубленном изучении своего внутреннего мира и всей окружающей среды, особое внимание уделяется социальным вопросам и роли моды в социуме. Я окончила магистратуру по созданию искусства, связывающего моду и общество (MFA Fashion Design and Society), моя работа выражает мой взгляд на все происходящее.

Ты начинала работать с женской одеждой, а потом перешла на мужскую. Как ты поняла, что хочешь делать именно menswear?

В Британке выбора не было. Но в Лондоне мой преподаватель посчитал, что мне нужно делать menswear. Я попробовала, тут все стало на свои места. Меня всю жизнь вдохновляли мужчины. Выросла я тоже с мальчишками, мне легко с ними общаться. Мне нравится создавать одежду на мужчинах, но носить ее может кто угодно.

В твоей жизни и творчестве винтаж и апсайклинг занимают важное место. Расскажи, как ты заболела этой темой?

Я покупала и разрисовывала винтажные сумки, плела бусы — все это продавалось в магазине моей мамы. Это был мой первый дизайнерский опыт. Потом, когда я уже училась в Британке, мы начали продавать винтаж через группу «ВКонтакте». Вместе с Кристиной Ли мы открыли бренд толстовок For Kings Only — он существует до сих пор. Я сама всегда одевалась в секондах и переделывала старые вещи, поэтому апсайклинг для меня всегда был актуальным. Теперь я перерабатываю старые вещи, как и делала до этого, только уже на другом уровне.

Как бы ты описала философию Jahnkoy, о чем твоя одежда?

«Джанкой» переводится с крымско-татарского как «деревня нового духа». Для меня Jahnkoy — это отражение новой эпохи человеческого развития, новое осознание целостности жизни, отношений между людьми, уважение друг к другу и осознанное отношение к тому, как ты живешь, что говоришь, что делаешь. Мы все в процессе роста. Моя задача — восстановить древние ремесленные техники, забытое творчество.

И как в эту философию вплетен апсайклинг одежды спортивного масс-маркета?

Я работаю с материалами, которые были произведены на заводах, с остатками fast fashion, с подделками и всем тем, что продается на рынке, то есть с товарами широкого потребления. Этот ширпотреб я и переделываю. С помощью полученных знаний я создаю продукт, который хотя бы для меня будет иметь эстетическую ценность. Мы стараемся возродить ручной труд. Hам жизненно важно возродить ремесла, вернуться к глубокому изучению истории одежды в разных странах мира.

Почему для тебя так важно ремесло?

Я изучаю, как люди одевались в древности на Руси, – это же нереальная красота! Не знаю ни одного дизайнера, кто может сейчас сделать что-то подобное. Старинные ремесла утеряны, на смену пришли ремесла западного образца – кроя и пиджаков. Мы забыли, в чем смысл вышивок, почему они такого цвета, какие слои одежды надо носить для души, какие — на улице. Мы абсолютно отделились от этого и покупаем одежду известных брендов, которые плодят мусор по всему миру, — такая ситуация не только в России. К сожалению, сейчас у нас практически нет доступа к традиционной одежде, но я могу изучать традиционную ремесленную одежду африканских стран. Когда углубляешься в это, становится очевидна связь народов мира, их общее наследие. Похожие узоры можно найти и в Марокко, и в Индии, и в России. Раньше люди делали одежду и украшения из того, что находили вокруг, в природе, например, добывали краску из какого-то растения, плели венки из листьев. Я делаю то же самое — собираю все, что есть вокруг: банки кока-колы, пластиковые пакеты, мусор, секонд-хенд и всякий ширпотреб, который продается за доллар. Все это я использую. Мой процесс не сильно отличается от процесса создания одежды тысячу лет назад.

Говорят, что твоя коллекция частично построена на культурной апроприации. Как ты смотришь на заимствования из разных культур?

До переезда в Америку этот термин мне был незнаком. По тому как к нему относятся здесь, можно сказать, что вся моя жизнь — это апроприация, так как мы растем на западной культуре с детства. Все что ты видишь, впитываешь, с чем растешь, становится твоей натурой. Твое воспитание, философия, друзья, музыка, которую ты слушаешь, — это все и есть твоя культура. Исторически все культуры сливались, переселялись и строились друг на друге. Мода была создана европейцами, но в ней всегда смешивались элементы и других народов. Сейчас люди начали акцентировать на этом внимание. Мы все можем жить вместе и вдохновляться друг другом только тогда, когда мы будем уважать и любить окружающих так же, как мы любим и уважаем себя. Проблема не в заимствованиях, а в устройстве нашего мира, и в моде как в его рефлексии. В ее классовом построении, расовом разделении и централизации. Проблема в недостатке образования, осознанности и равенстве народов.

Мода соединяет искусство и коммерцию, потому что, надеюсь, ты согласишься, вещи должны продаваться. Где ты проводишь грань между искусством и коммерцией?

На данном этапе то, что я сделала, является искусством, в моем проекте для Puma я разработала продукт, который может стать коммерческим и одновременно будет нести ценность ручного труда. Я взяла продукт Puma и расшила его бисером, вышивкой, добавляя традиционные орнаменты и элементы, в том числе тесемки, байки и ткань, которые мне прислали из России. Я надеюсь создать продукт, который будет сочетать современные технологии и работу ремесленников.

Расскажи, как ты стала работать с Puma? Будете ли вы продолжать в следующем сезоне?

Все началось в Parsons: мы делали проекты для Kering, и мне достался бренд Puma. Задача звучала так: если бы я была креативным директором Puma, что бы я сделала? Так получился проект, потом я сделала выпускную коллекцию. Потом Puma и Kering поддержали меня на NYFW. Для показа я сделала кастомизацию одежды и обуви Puma. На данный момент мы ведем переговоры, надеюсь, проект продолжится.

Sustainability на русский язык переводится экономическим термином – «модель устойчивого развития». Ты, наверное, смотрела фильм True Cost о том, в каких условиях производится масс-маркет-одежда. Если говорить о sustainability: задумывалась ли ты, каким образом реально должна поменяться индустрия моды?

В моем понимании sustainability — это не только переработка материала, но и целостная практика, которая включает людей, материалы, производство, картинку, которую ты показываешь миру, сам процесс ношения одежды. Мне кажется, индустрия может измениться, только если люди сами изменятся: нужно перестать покупать кофты за два доллара, не думая о том, как и где они произведены. Никто не перестанет производить эти кофты, только чтобы спасти планету, – это нереальная идея. Должен поменяться спрос: потребитель должен понять процесс производства и ценность одежды, запрашивать информацию, где и как сделана вещь. Это accountability – «ответственность производителя». Я думаю, что к этому все идет, по крайней мере на Западе. Сейчас дизайнеры одежды изучают не только дизайн, но и всю систему производства. В рамках нового курса Parsons «Социальные структуры и системы в моде» студенты должны произвести коллекцию, которая будет полезна и обществу, и окружающей среде.

Кто из мыслителей и представителей искусства на тебя повлиял?

Я много читала Ошо, Джидду Кришнамурти. Образ жизни раста оказал на меня большое влияние, а также музыка – регги, афробит, традиционная народная музыка разных стран. Из музыкантов — Фела Кути, Сеун Кути, Боб Марли, Дэмиан Марли, Сиззла Калонджи. Из художников Жан-Мишель Баския и Ай Вэйвэй всегда меня вдохновляли. В раннем возрасте — Дягилев, Бакст, Скиапарелли, Гальяно, Агузарова и «Мумий Тролль», а также исторические фильмы и документальное кино о том, что происходит в обществе. На сайте журнала Vice, например, на BBC и Human Planet. Так я изучаю разные страны и города, смотрю, как в них люди выживают. В данный момент на меня влияет больше все то, что я вижу каждый день, люди, которых встречаю, то, что я слышу внутри себя.

Представь, что тебе достанется победа в конкурсе LVMH. Что для тебя это будет значить и как поменяются твои дальнейшие планы?

Это окно в мир моды, новые возможности. У меня появится платформа, чтобы построить и показать то, что я хочу. Я хочу построить ремесленный центр, чтобы и дальше творить, привлекать различных художников, продвигать ручной труд и обучать молодое поколение.

Какой ты видишь моду будущего и идеальное общество потребления?

Из-за тотальной машинизации быстро развиваются технологии, но я бы хотела, чтобы мы сохранили рукоделие, душевность, духовность в одежде и параллельно со всем этим развитием не теряли смысл того, что и зачем мы развиваем. Будущее – в локальных мастерских, которые создают свой особый местный продукт, уходящий корнями в их культуру и среду обитания. И мы все покупаем этот продукт, потому что ценим способности, культурное наследие и особую эстетику друг друга. Было бы классно, если бы заводы работали с ремесленниками, чтобы одно не исключало другое.

Текст: ЮЛИЯ ГОРДИНА