Александр Фьюри: «Моя цель – убедить людей в значимости моды»
Признаюсь честно: этого интервью я добивалась года три, отправляя бесчисленные электронные письма и не получая ответа. Александр Фьюри – один из самых выдающихся fashion-критиков современности, человек, который заставляет поверить в то, что мода – это хитросплетение культурологических, исторических и социальных реминисценций, а не просто тренды сезона. Свою карьеру Александр (или Алекс, как он обычно представляется) начал в команде SHOWstudio – лондонской творческой студии, основанной фотографом Ником Найтом. Проработав там несколько лет директором моды, Алекс ушел в журналистику: сперва в авангардный журнал Love, а затем в более серьезное издание – газету The Independent. Даже если мода представляется вам чем-то легковесным и не стоящим пристального внимания, статьи Фьюри дадут вам пищу для размышлений: очень уж широкий спектр смежных с модой тем они затрагивают. Буквально на прошлой неделе Алекс был назначен старшим fashion-корреспондентом T Magazine, издания, принадлежащего The New York Times, – еще один большой шаг в его карьере.
Вы окончили колледж Central Saint Martins по специальности теория и история моды. А где учились до этого?
До CSM я учился на дизайнера в Городском университете Манчестера – это рядом с местом, где я родился и вырос. К концу обучения понял, что быть дизайнером – не мое, и тогда пошел работать инвестиционным банкиром, чтобы заработать на колледж. В этой профессии я провел шесть лет. Потом поступил в Central Saint Martins – это было потрясающе: мы занимались не только журналистикой, но и многими другими смежными дисциплинами. Мы плотно сотрудничали с музеями: делали для них различные проекты по истории моды. После окончания учебы меня снова занесло в fashion-дизайн – я стал работать с Мариосом Швабом. Этот опыт дал мне представление о том, что значит быть дизайнером, какой это огромный труд, и я окончательно убедился, что не хочу этим заниматься. Затем я начал сотрудничать с SHOW Studio, и это стало для меня настоящей школой моды: я узнал, как работает индустрия, изнутри.
И все же, насколько образование, полученное в Central Saint Martins, помогает вам в работе?
Я осознал, что хочу сделать моду своей профессией, когда мне было лет 12–13. Это было до того, как все заполонил интернет, поэтому, чтобы быть в курсе происходящего, мне приходилось покупать по 3–4 журнала каждый месяц и вдобавок по 4 крупные британские газеты каждый день: на случай, если они опубликуют какой-нибудь репортаж на тему моды или снимок. Так что, если говорить о моих знаниях в области моды, можно сказать, что я получил их оттуда. Все дело в любознательности: к примеру, я читал рецензию на какое-нибудь модное шоу, и там упоминались некоторые книги – я шел в библиотеку и брал их, чтобы как следует изучить. Если модный критик писал, что шоу Гальяно похоже на коллекцию Чарльза Джеймса, мне было интересно прочитать, а кто это – Чарльз Джеймс? Было важно изучить не только то, что происходит в моде в данный момент, но и что вдохновило того или иного дизайнера. Дело было в середине 1990-х, и это был кульминационный момент для британских дизайнеров: Джон Гальяно пришел сначала в Givenchy, потом в Dior, а на его место в Givenchy назначили Александра Маккуина; Хуссейн Чалаян был в авангарде лондонской моды. Кроме того, мода в Великобритании наконец стала предметом интереса не только для модных журналов: в утренних передачах или в газете легко можно было услышать новости о Маккуине, например. Сами коллекции этих дизайнеров, насыщенные историческими ссылками и цитатами, служили источником знаний. Все это очень сильно на меня повлияло – именно поэтому в своих рецензиях я так часто обращаюсь к культурным отсылкам.
Я недавно прочитала мнение о том, что вовсе не обязательно углубляться в историю моды, чтобы понимать происходящие в ней сегодня процессы, – достаточно просто следить за последними рецензиями и статьями на уважаемых сайтах. По-моему, это в корне неверно.
Знаете, в Central Saint Martins я преподаю курс по fashion-журналистике, и первое, что я сказал своим студентам, когда пришел туда: «Я не уверен, что могу научить вас писать о моде, потому что либо у вас есть к этому способности, либо нет, но я могу рассказать вам об истории моды». Когда меня спрашивают, какие книги читать, чтобы стать хорошим fashion-журналистом, я советую Трумена Капоте, Гюстава Флобера – они не говорят о моде напрямую, но в их книгах большое внимание уделено костюмам героев, и зачастую это гораздо интереснее, чем прочитать какой-нибудь талмуд о том, как одевались в XIX веке. То, как Флобер описывает платья мадам Бовари, гораздо более информативно, потому что в этом случае мода помещается в определенный контекст. Конечно, нет ничего плохого в том, чтобы читать тексты современных критиков, в которых они ссылаются на различные периоды в истории моды, но если вы не понимаете, о чем речь, если не знаете первоисточника, вы не сможете составить собственное мнение. И в этом случае люди попросту не будут вас слушать: они верят только тем, кто может убедить их в своем знании предмета.
Какими качествами, по-вашему, должен обладать хороший fashion-критик?
Во-первых, у вас должна быть сильная собственная точка зрения, во-вторых, знания в области моды – как настоящего, так и прошлого. Потому что если вы не знаете прошлого, не сможете понимать, почему те или иные вещи происходят сегодня. Еще мне кажется, что в хорошей критической статье чувствуется страсть человека к тому, о чем он пишет: очень сложно говорить о том, что вам безразлично. Чем мне особенно нравится работа в газете – я не обращаюсь исключительно к аудитории из модной индустрии или увлеченной модой. И это очень интересно – разговаривать с людьми, которые не варятся с тобой в одном соку. Лучшая похвала для меня – когда родители моих друзей, которые никоим образом не связаны с модной индустрией, говорят, что им понравилась моя статья. Если ты способен заинтересовать читателей с обеих сторон «баррикад», это значит, что ты настоящий профессионал. Будучи fashion-критиком, вы не должны писать для себя или для бренда, ваша цель – дать максимально широкому кругу людей информацию, объяснить им, почему мода – важная часть социальных процессов в обществе. В Британии к моде до сих пор принято относиться как к чему-то поверхностному, в то время как это вторая по количеству нанимаемого персонала индустрия в стране, один из крупнейших источников экспорта. Поэтому моей целью всегда было убедить людей в значимости моды как явления, рассказать, почему она важна и с экономической, и с культурной точек зрения. В конце концов, что бы кто ни говорил, мода имеет влияние на огромное количество людей.
Если вы не знаете первоисточника, то не сможете составить собственное мнение, и люди попросту не будут вас слушать: они верят только тем, кто может убедить их в своем знании предмета.
Как вы думаете, почему мода привлекает такое количество людей?
Если смотреть на эту индустрию со стороны, она представляется очень гламурной. Вспомните популярность Голливуда в 1930-е годы, в годы депрессии, – все эти фильмы были для людей способом убежать от реальности. Простые люди смотрели на экранных героев и понимали, что у них никогда не будет такой роскошной жизни, – это их завораживало. Мне кажется, то же самое произошло и с модой. Все началось в ранних 1990-х, когда появились знаменитые супермодели, и именно тогда мода заняла место Голливуда. Сегодня у людей появились другие способы стать знаменитыми, но суть не изменилась. Кроме того, нас всегда привлекает возможность создать определенный образ самих себя, который мы будем транслировать окружающим, даже если он не имеет ничего общего с реальностью. Мода – доступный и наглядный способ самовыражения, только и всего.
Вам не кажется, что одна из причин, почему люди так тянутся к моде, – возможность стать частью определенной группы? Если мы посмотрим на одних из самых популярных игроков индустрии сегодня – Эди Слимана в Saint Laurent, Vetements, Гошу Рубчинского, – все они словно создают вокруг своих брендов некие сообщества, которые объединяют людей.
Это одна из отличительных черт моды сегодня. Любопытно, что каждый из этих брендов обладает способностью привлекать самую разную аудиторию. Например, на зимнем показе Vetements помимо людей из индустрии была целая толпа подростков 16–18 лет – они были одеты в вещи бренда или в вещи других брендов, которые выглядели в точности как Vetements. Я был поражен тому, как молоды все эти люди и им по-настоящему интересно то, что делает марка. То же самое можно сказать о Hood by Air или Rick Owens. Эти бренды создают не просто одежду, но образ жизни: если Бритни Спирс вдруг нарядится с ног до головы в Rick Owens, это будет совершенно другое, понимаете? Людям нравится растворяться в некой идее, поэтому они идут за Vetements и прочими. Интересно, что вы упомянули Saint Laurent, потому что, когда я увидел первое шоу Слимана для бренда, у меня было чувство, будто я присутствую на показе Слимана для Dior Homme в Лондоне в 2007 году. Именно я понял, что значит понятие группы в контексте моды. Есть две категории дизайнеров: те, кто делает самодостаточные вещи, которые вы можете носить по отдельности, и те, кто предлагает тотал-лук, который люди захотят надеть целиком, а вместе с ним и определенную идентичность.
Ваше первое воспоминание, связанное с модой?
Мне тогда было лет 12. Моя мама покупала журналы вроде Cosmopolitan, Marie Claire – а он в 1990-х был очень продвинутым в вопросах моды. И я помню, как в одном из номеров был напечатан отчет о шоу Джона Гальяно сезона осень-зима 1995/1996 – там была невероятная сценография с имитацией снега. На заглавном фото была изображена Карла Бруни в белом платье с черным цветком: очень известный снимок. Так вот, он меня просто поразил: вроде бы fashion-шоу, но при этом не выглядит как обычный показ коллекции. Меня так заворожила эта сцена, что я начал искать информацию про Гальяно – не в Интернете, конечно. Для меня личность Гальяно очень важна, потому что именно он был той фигурой, с которой началось мое увлечение модой. И когда я смотрю его старые шоу, я бесконечно жалею, что не видел их вживую. Он творил в эпоху, когда мода была большим, чем просто вещи: она дарила мечту, несла некое послание, заставляла задумываться о вещах в том ключе, к которому ты бы никогда не пришел самостоятельно.
Кстати, как вы оцениваете то, что делает Гальяно сегодня в Maison Margiela?
Для меня его союз с этим брендом выглядит вполне логично: его работы начала 1990-х на самом деле очень похожи на то, чтобы делал Маржела. Джон мог перекроить брюки в пиджак, надеть на модель платье спинкой вперед, выпустить швы, играть с деконструкцией – еще до того, как это слово вообще стали применять к моде. Все это, как вы понимаете, близко принципам работы Мартина Маржелы. Я думаю, что сейчас он пытается нащупать почву, понять, как может применить себя в модном Доме. После ухода самого Мартина и до того, как к бренду присоединился Гальяно, коллекции марки были просто перелопачиваением работ основателя. Мне очень понравилась зимняя кутюрная коллекция: Джон ловко переосмыслил собственное наследие, соединив его с ДНК марки. Но меня расстраивает, что созданные им вещи так невероятно вживую смотрятся в магазине и при этом совершенно теряются на подиуме во время шоу.
Вы верите, что дизайнер, который выпал из индустрии на несколько лет, может вернуться в обойму и вновь быть успешным? Фактически история моды знает только один подобный пример – Габриэль Шанель.
Ну, как вы помните, первое время после возвращения в индустрию Шанель принимали довольно прохладно, зато теперь, оглядываясь назад, мы видим, что именно в 1950-е годы она создала одни из лучших своих коллекций. Возможно, так случилось именно потому, что у нее был такой продолжительный перерыв. Разница в том, что мода сегодня не транслирует какой-то один определенный образ: она очень фрагментарна. Одновременно сосуществует так много идей и концепций! Сегодня у нас нет одного или двух лидеров мнений среди дизайнеров, которые задают определенное направление: скажем, у Gucci и Vetements очень много последователей, но при этом так же много тех, кто делает нечто совершенно иное. Куда интереснее посмотреть, смогут ли дизайнеры, вернувшиеся в индустрию после перерыва, иметь такое же влияние на остальных. Мне кажется, сегодня, если ты на четыре года отойдешь от дел, – это даже на пользу. В бешеном ритме моды такое «выключение» может аккумулировать творческие силы. Посмотрите на Рафа Симонса: две его последние коллекции для собственного бренда, которые он сделал после ухода из Dior, – пожалуй, лучшие за всю его карьеру. Вообще, желание дизайнеров отдохнуть год-другой и вернуться с новыми силами выглядит новым трендом. Мы сегодня много говорим о продажах, байерах, покупателях, но мне кажется, дизайнерам не мешает быть немного более эгоистичными и оставлять пространство для себя.
Меня расстраивают дизайнеры, смотря коллекции которых прямо-таки видишь, как они хотели угодить как можно большему числу людей.
На дизайнеров словно против воли возложили функцию просто штамповать одежду, которую захотят купить, а не выражать себя творчески через коллекции. И в итоге мы имеем все эти истории о нервных срывах и неожиданных уходах.
Знаете, например, Демна Гвасалия из Vetements очень прагматичен в этом вопросе: он не стесняется открыто признаваться в том, что делает одежду, которую будут покупать. При этом он не выпускает просто очередную дурацкую футболку: он меняет пропорции, вкладывает мыслительный процесс в создание вещи. Куда большее опасение вызывают у меня дизайнеры, смотря на коллекции которых прямо-таки видишь, как они хотели угодить как можно большему числу людей. Даже если это расходится с тем, что действительно близко им. Обратный пример – Карл Лагерфельд в Chanel. Как по мне он просто удовлетворяет собственные желания – не делает того, что ждут в магазинах покупатели, но если он выпустит что-то на подиум, это тут же захотят все. Он создает культ вокруг бренда.
Теперь о наболевшем: все только и говорят о том, что ритм индустрии моды разогнался до абсолютно абсурдных скоростей. Как вы считаете, должны ли дизайнеры и прочие игроки сцены замедлиться? И что важнее, могут ли они это себе позволить?
Мне кажется, главная опасность в том, что люди внутри индустрии пытаются придумать какие-то правила: что хорошо для моды, что плохо. Но я не думаю, что мы можем загонять всех под одну гребенку. Есть дизайнеры, которые чувствуют себя абсолютно комфортно, выпуская по 75 коллекций в год. Например, Лагерфельду просто необходимо работать в таком режиме, потому что для всех его идей нужен какой-то выход. То же самое касается Джонатана Андерсона: работа на Loewe пошла на пользу его собственным коллекциям, так как это помогает ему фокусироваться на одних идеях для Loewe и на других – для J.W. Anderson. В то же время есть множество дизайнеров, которые будут рады выпускать всего по две коллекции в год. Они слышат «ты должен делать пре-коллекции, должен то и это», но они не обязаны выполнять все указания беспрекословно. Правила постепенно начинают рушиться. Кто-то делает коллекции, которые можно купить сразу после шоу, кто-то говорит, что никогда не будет работать по такой схеме. Есть те, кто постоянно перепридумывает собственный бренд, а есть Алессандро Микеле, чьи коллекции для Gucci, по сути, не меняются из сезона в сезон – и владельцы бренда решают отказаться от распродаж, потому что зачем снижать цену на то, что люди купят и через полгода? То, что происходит в индустрии моды сейчас, я бы сравнил с ранними 1970-ми, когда случился расцвет ready-to-wear и все правила, применимые к старорежимному кутюру – никаких фотографий во время показов, беспрекословная диктатура дизайнера, – просто перестали быть релевантными.
Еще одна животрепещущая тема – уход дизайнеров из «тяжелого люкса» в масс-маркет, но не в рамках коллаборационных линеек. Скажем, Uniqlo пригласил на должность креативного директора своей студии Кристофа Лемэра, и поговаривают, что Альбер Эльбаз ведет с ними переговоры. Что это – будущее моды, где уважаемые дизайнеры делают достойные коллекции по доступным ценам?
Я вижу это как очередную попытку стереть границы между масс-маркетом и люксом, что продолжается уже на протяжении лет 16. Демократичные бренды по-прежнему хотят использовать силу имени дизайнера: если высокая мода стремится к коммерциализации, масс-маркет, напротив, тянется к тому, чтобы выглядеть более дорого. Конечно, если Альбер Эльбаз будет работать над коллекциями Uniqlo, сотни тысяч людей захотят купить эти вещи не только потому, что на них будет его имя, но и потому, что они будут выглядеть более интересно, чем обычный ассортимент Uniqlo. Любопытно то, что все больше «дорогих» брендов хотят теперь видеть свое имя рядом со словом «люксовый», а не «модный». Во многом это произошло из-за любви масс-маркета приглашать к сотрудничеству различных дизайнеров, и чтобы как-то дифференцировать себя, марки более высокого класса стали повсеместно использовать слово «люкс». Это подразумевает более качественные ткани, исполнение и т.д. Когда я говорю с CEO компаний, они всегда противопоставляют эту самую «роскошь» понятию «мода», подразумевая нечто, что не зависит от трендов и сезонности. Мне интересно, приведет ли это к упрощению креативной составляющей, будут ли бренды стремиться создавать нечто вневременное, вообще уйти от концепции постоянной смены фасонов, цветов и т.д.?
Что вы думаете по поводу последних назначений: Мария Грация Кьюри пришла в Dior, Раф Симонс – в Calvin Klein?
То, как часто сменяют друг друга креативные директоры в модных домах, поднимает важный вопрос: что важнее сегодня – имя бренда или дизайнера? И должен ли дизайнер менять бренд, на который работает, чтобы утвердить свою позицию? Что касается конкретных примеров, то я считаю Симонса идеальным кандидатом для Calvin Klein. С эстетической точки зрения он ему невероятно подходит. Когда я брал у него интервью сразу после его прихода в Dior, он говорил, что не хотел переходить в такой же нишевый бренд, как Jil Sander, и работа в Dior представлялась ему этаким испытанием на прочность. Calvin Klein – это совершенно другая история. И мне нравится думать о Рафе как о дизайнере, который постоянно устраивает испытания для самого себя. Переход от французского haute couture к компании, которая известна преимущественно благодаря своим джинсам и нижнему белью, – только представьте! Это практически масс-маркет, к тому же Раф будет работать не только над подиумными коллекциями. Теперь перед ним будет стоять задача создавать не просто одежду, но стиль жизни. Что касается второго примера, то будет любопытно наблюдать за тем, как многолетний тандем Марии Грации Кьюри и Пьерпаоло Пиччоли будет существовать по отдельности. Самое интересное – увидеть, что на самом деле представляет собой дизайнерская эстетика каждого из них, ведь коллекции Valentino всегда были результатом их творческой синергии. Ну и, конечно, главное в назначении Марии Грации Кьюри то, что во главе Dior впервые встанет женщина. Шанель как-то сказала: «Диор делает вещи для женщины, которой он хотел бы быть». Женщины действительно по-другому подходят к созданию одежды, потому что они подсознательно примеряют вещи на себя. В этом ключе стоит упомянуть и Бухру Джаррар, которая пришла в Lanvin – мне кажется, ее коллекции будут очень похожи на то, что делала сама Жанна Ланвен.
Я обожаю свою работу за возможность быть услышанным – для меня это самая большая награда.
К слову о ротации дизайнеров. Складывается ощущение, что мы имеем дело с новым трендом: дизайнер отрабатывает в модном Доме свой в среднем 3-летний контракт, а дальше их пути расходятся. Еще лет пять назад мы не могли себе представить такой ситуации, а теперь это обычное дело.
Если оценивать с прагматической точки зрения, то все это – часть пиар-кампании. Со сменой креативного директора вокруг имени бренда поднимается шум: все о нем пишут, обсуждают. Что в конечном итоге положительно сказывается на продажах: вспомните, что случилось после отставки Фриды Джаннини из Gucci, когда коллекцию тут же раскупили. Но мне кажется, что, к примеру, союз Марии Грации Кьюри с Dior будет долгим: тот факт, что руководство бренда после ухода Рафа Симонса полгода выбирало нового дизайнера, говорит об их серьезном подходе к делу. Дело в разном отношении к фигуре креативного директора внутри бренда.
Кто, по вашему мнению, самый переоцененный дизайнер сегодня?
Какой сложный вопрос... Многие бы назвали Эди Слимана, но это не совсем так: в его сторону, помимо похвалы, сыпалось и очень много критики. Или взять Оливье Рустена – лично мне нравится то, что он делает в Balmain, и я не понимаю людей, которые ожидают увидеть на его показе что-то в духе Celine. Мне нравятся коллекции Versace, потому что они транслируют идею бренда: все эти стразы, мини-платья. Не знаю, не могу назвать кого-то из дизайнеров переоцененным.
И последний вопрос: вы когда-нибудь чувствовали разочарование в своей работе и индустрии моды в целом?
Иногда я бываю разочарован в своих статьях или рецензиях. Случается, напишу что-нибудь, а потом читаю материал на ту же тему у Кэти Хорин или Ванессы Фридман и думаю: «Черт, ну почему это написал не я?» Если говорить глобально, то меня всегда расстраивают истории падения, как было с Кристианом Лакруа, Джоном Гальяно, Александром Маккуином. После такого каждый раз задаешься вопросом: почему это случилось? И что не так с индустрией, если в ней происходят подобные вещи? Но, с другой стороны, я обожаю свою работу именно за возможность быть услышанным – для меня это самая большая награда.