Наряды для невесты Франкенштейна, Уэнздей Аддамс и черных вдов в осенней коллекции Prada
Ведьма — новая икона феминизма. Оккультизм в моде. Хоррор — один из главных киножанров прошлого года: и идейно, и качественно, и кассово. Миучча Прада посвятила коллекцию любви и страху. Все это, конечно же, не случайно, и причины довольно ясны. Версия короткая: жить страшно. Версия развернутая: жить в непредсказуемом мире, где тебя со всех сторон атакуют, настоящее не отличить от фейка, а «свои» в миг перекидываются в чужих, тяжело. Флэшмобы, поднимающие темные тайны неясной давности; президенты, чьей основной политикой стала ненависть; паранойя, финансовый кризис, бесконечное чувство вины за все, начиная с пластиковых пакетов, — именно в таком мире мы живем. И повседневная жизнь в какой-то момент стала страшнее выдуманных историй из фильмов ужасов. Последние больше не пугают, они успокаивают, потому что их легко контролировать: можно захлопнуть ноутбук, можно выйти из кинозала. Зная, что ужас у тебя под контролем, бояться легко и приятно. Щекотать себе нервы, будоражить кровь — это чувство сродни влюбленности. Ведьминские ритуалы, гадание на таро, астрология — все это тоже попытки себя успокоить, подчинить реальность силе своих ритуалов.
Агрессия, которой переполнен мир, и бесстыдно выставленная напоказ, и скрытая, нашла довольно прямолинейное отражение и в осенне-зимней коллекции Prada — той самой, про темную и опасную любовь. Основой ее стали не кружева, рюши или забавные мультяшные принты с монстрами, а стиль милитари. И до того, как дело дошло до нарядных (тоже, конечно, по-прадовски, то есть странных) платьев, по подиуму прошелся строй женщин в военной форме. Военные мундиры с плашками для боевых наград, пустыми, пальто того же сурового угловатого кроя, бронежилеты, куртки, как у полиции, хаки и сизый — не очень-то радостная и романтичная это картина.
Романтика Дня влюбленных, пусть и бертоновского толка, пробиралась на подиум постепенно, не сразу. Сначала появились цветы, как будто выбранные не из букетов, а из венков на кладбище. Потом по мундирам и по шинелям поползли нежные черные кружева: то в виде юбки, то в виде кейпа. Потом появились портреты Франкенштейна и его невесты, заряженные электричеством розы. А после — цветы, пестрые перья, розовые кружева, цветной мех, ожерелья из ромашек... В общем, все, что носят мрачные, но романтичные девочки-подростки. Все, контраст с чем у шинелей с мундирами еще страшнее и резче.
Остается один вопрос: причем здесь Уэнздей Аддамс? Во-первых, она и сама давно икона феминизма почище любой абстрактной ведьмы, а эти ценности, конечно, не чужды Миучче Праде. Во-вторых, и она, и вся ее семейка прекрасно знают, что настоящими монстрами постоянно оказываются не те, кто выглядит как монстр, а обычные люди с обычными лицами, иногда очень даже красивыми. А это в нынешних обстоятельствах довольно важный урок.