Удивительная судьба Фарах Пехлеви, изгнанной императрицы Ирана и «восточной Жаклин Кеннеди»

В 1676 году французский купец Жан-Батист Тавернье, один из главных поставщиков драгоценных камней из Южной Азии в Европу, составил рейтинг самых впечатляющих алмазов в мире. Почетное третье место в нем занимал розовый индийский «Дарья-и-Нур» весом в 246 карат. Позже его нашли в персидских хранилищах Надир-шаха и разделили на две части. Меньшую из частей назвали «Нур- аль-Айн» – именно она, уже в виде 59-каратного овального бриллианта, в конце 1959 года украсила созданную Гарри Уинстоном диадему Фарах Диба, новой 21-летней жены иранского шаха Резы Пехлеви.

Фарах родилась в семье дипломатов в Тегеране. Чтобы дочь получила максимальное европейское образование (насколько это было возможно в Иране 40-х), мать отдала ее под опеку католических монахинь в лицей имени Жанны д’Арк. Уже тогда юная Диба старалась использовать все данные ей возможности – учила французский, стала капитаном баскетбольной команды и даже вступила в скаутское движение. А после – несмотря на удивление родных – отправила письмо со своими рисунками в парижскую Ecole Speciale d'Architecture, куда и была зачислена студенткой в 1957-м. Два года спустя она решила провести каникулы на родине и случайно оказалась на приеме принцессы Шахназ – туда же в разгар праздника приехал недавно разведенный шах. «Я не была дурочкой и, когда увидела входящего монарха, подумала, что он явился, только чтобы посмотреть на меня», – иронизирует Фарах, которая вскоре действительно тайно обручилась с 35-м шахиншахом Мохаммедом Резой Пехлеви. Накануне свадьбы, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, она вернулась во Францию – готовить приданое. «Прессе не было предоставлено никакой информации о предстоящей церемонии, однако уже во время пересадки в Женеве стало ясно, что все журналисты в курсе, – рассказывает шахбану. – Аэропорт буквально кишел фотографами». В Париже за ней охотился каждый уважающий себя папарацци, а один из репортеров даже попытался наняться в Hôtel de Crillon, где жила будущая императрица. Свадьбу, которую транслировали телеканалы по всему миру, сыграли в Мраморном дворце Тегерана в декабре 1959-го. За следующие 11 лет у пары родились двое сыновей и две дочери. Вместе с шахской семьей процветал и Иран, чему способствовали не только сверхдоходы от продажи нефти, но и крайне прогрессивные взгляды Мохаммеда и его молодой жены. В результате серии реформ (так называемой «Белой революции») большая часть императорских сельскохозяйственных земель была передана во владение крестьянам, на войну с тотальной безграмотностью населения отправились добровольцы Армии знаний (они же свежие выпускники местных университетов), а женщины впервые за всю историю государства получили избирательные права. Заняв место по правую руку от мужа, Фарах тоже не сидела на месте: начала с медицины и организовала успешную кампанию по борьбе с эпидемией проказы. «Когда я впервые посетила лепрозорий, принесла для детей сладости. И один из моих сопровождающих взял их и бросил больным. Тогда я поняла, что даже у окружающих меня людей мысль о том, чтобы прикоснуться к прокаженному, вызывает ужас. Я никогда не забуду эту сцену, позже она мне даже снилась», – рассказывает императрица. А еще она сделала своей миссией не только восстановить разграбленные коллекции национального искусства, но и дополнить их лучшими образцами модерн-арта 60–70-х вроде картин Джексона Поллока, Марка Ротко и Энди Уорхола. Последнему, к слову, Пехлеви согласилась позировать – в 2018-м именно этот портрет украсил монографию Iran Modern: The Empress of Art, выпущенную издательством Assouline. Если Фарах питала слабость к американским художникам, то дизайнеров предпочитала французских. В том числе и за это пресса прозвала ее «восточной Жаклин Кеннеди». Свадебное платье будущей императрицы шил Ив Сен-Лоран, тогда работавший в Dior. Для шахбану преемник основателя Дома придумал минималистский образ в духе new look, ставший идеальным компромиссом между исламской консервативностью и парижским силуэтом. Фарах вообще никогда не позволяла себе пренебрегать национальным или дипломатическим дресс-кодом, а потому всегда выглядела элегантно и уместно – и в политических турах по миру (включая три визита в Москву и Ленинград), и во время встреч с больными в госпиталях. Над ее нарядом для церемонии коронации в 1967-м колдовал Марк Боан, сменивший Сен-Лорана в Dior. «Платье, которое я должна была надеть, не могло походить на туалеты королев западных стран, – объясняет она. – Поэтому я выбрала белый цвет и простой крой. Самым важным было адаптировать мантию и шлейф к иранским традициям. Мы выбрали зеленый бархат – цвет потомков Пророка. По моей просьбе Марк создал эскизы, но за конечный результат отвечали тегеранские мастерицы».

Кто-то и сегодня считает, что именно сказочно-масштабная церемония коронации шахской семьи во дворце Гюлистан стала последней каплей для исламских экстремистов, категорически не согласных с политикой Мохаммеда Резы. В 1979-м они спрвоцировали революцию, и императорская семья была вынуждена бежать из страны. Через год шах умер от лимфомы в Каире, а Фарах, прожив еще два года в Египте, вместе с детьми по приглашению Рональда Рейгана перебралась в США. «Люди рассказывали неслыханные небылицы о моих украшениях. Утверждали, что я продала свою корону супруге Саддама Хусейна. Но это даже звучит неправдоподобно, – возмущается она. – И сейчас каждый желающий может увидеть ее в витрине номер 35 сокровищницы Центрального банка Иранской Республики. Конечно, у меня были и личные драгоценности, я увезла их с собой в изгнание. Еще одно жемчужное ожерелье подарила секретарше, так как понимала, что ей наверняка понадобятся деньги. А единственную принадлежавшую мне диадему с бриллиантами и бирюзой оставила в сейфе во дворце Ниаваран. Подумала, что, скорее всего, мне больше не представится случая ее надеть».

Сегодня Ее Величество живет между своим домом недалеко от Вашингтона и квартирой в Париже – в нее она и пригласила на чай Диану Вишневу и хореографа Алексея Мирошниченко после мировой премьеры «Шахерезады» в Перми. Сама же приехать в Россию, чтобы увидеть спектакль, не смогла: вмешалась пандемия. И все-таки шахбану балет посмотрела – специально для нее сделали видеозапись первых показов. «Мне было ужасно интересно, какой финал придумает Алексей! – рассказывает она о своих впечатлениях. – Я бы сказала, он получился очень трогательным. Ну и, конечно, я горжусь тем, что "мою" партию в балете исполнила Диана. Мне повезло увидеть на сцене Мориса Бежара, Рудольфа Нуреева, Майю Плисецкую, Марго Фонтейн, и я с уверенностью могу назвать ее выдающейся балериной нашего времени». Запланировать новый визит в Россию непросто – даже без ковидных ограничений расписание Фарах насыщено ежедневными обязанностями в диапазоне от гуманитарной работы в Организации по делам беженцев до презентации ее книги в Нью-Йорке или посвящения в члены французской Академии изящных искусств бывшего министра культуры Франции Фредерика Миттерана. В газетах пишут, что 82-летняя императрица прожила сотню жизней. Но ей самой не слишком интересно оглядываться назад: «Так вышло, что последние 40 лет в интервью меня часто спрашивают о прошлом. А я, признаюсь, на нем не зациклена. Просто пытаюсь жить здесь и сейчас, размышляя, что же еще ждет меня впереди».

Вечер одноактных балетов «Шут. Шахерезада». Москва, Театр им. Моссовета, 3–5 сентября. Санкт-Петербург, Александринский театр, 9 и 10 сентября

IX Международный фестиваль современной хореографии Context. Diana Vishneva проходит при поддержке Департамента культуры города Москвы, Министерства культуры Российской Федерации, Дирекции образовательных программ в сфере культуры и искусства, генерального партнера ПАО «Газпром», Фонда развития и поддержки социально-культурных проектов «Р.А.Фонд», французского ювелирного Дома Cartier, Группы «Илим» и артезианской воды VOSS.