Как создавались костюмы и интерьеры 70-х для фильма «Довлатов»
1 марта (всего на четыре дня) в прокат вышел первый игровой фильм о Сергее Довлатове. Лауреат 68-го Берлинского кинофестиваля — третья совместная работа режиссера Алексея Германа — младшего и его супруги, художника-постановщика и художника по костюмам Елены Окопной. Кинопосвящение личности, поколению, эпохе 70-х стилизовано безупречно: не стремясь к дословному повторению форм и силуэтов, точный в деталях, но лишенный нарочитого фетишизма, «Довлатов» показывает Ленинград, похожий на ускользающий мираж, пронзительный и грустный, будто нарисованный Норштейном.
Подготовка
Поиски аутентичных тканей, фурнитуры, нарядов, украшений, мебели для фильма велись более полугода по всему миру: на блошиных рынках Москвы и Северной столицы, у антикваров Италии, в винтажных магазинах Лондона. Но главную роль сыграл, конечно, Петербург, а точнее, его жители, отдельная благодарность которым первой появляется в заключительных титрах. Частные архивные фотографии, фамильные коллекции, воспоминания современников стали для съемочной группы ценным материалом. Готовясь к съемкам, Герман и Окопная разделили фронт работ: Елена изучала поколение художников того времени, а Алексей взялся за архивы о жизни писателей и поэтов. Самое большое впечатление на Окопную произвели работы Бориса Смелова, основоположника неофициальной ленинградской фотографии, которого по значению для европейской культуры приравнивают к Дуано и Картье-Брессону.
Художников и «о художниках» в ленте много: сотрудница редакции литературного журнала в исполнении Елены Лядовой рассматривает «Крик» Мунка, вполголоса заговаривает с Довлатовым о Геннадии Устюгове, а Кандинскому писатель при случае присваивает звание капитана КГБ.
Довлатов
Критик модный, а не кинематографический, вполне мог бы отдать приз за лучшую роль второго плана драповому пальто, которое главный герой не снимает в течение всего фильма. Такого точного попадания не ожидала даже сама Окопная, но талантливая петербургская швея Наталья Сергеева искусно воплотила ее задумку, справившись с тяжелым материалом и добившись «той самой» ширины плеч, правильной посадки (ткани того времени сидели жестче, чем современные), нужной фактуры. Даже пуговицы подбирали с помощью историков моды и костюма. Недаром еще во время учебы во ВГИКе Окопную прозвали «Коко», в творческой правде она не идет на компромисс. На одной из фотографий Довлатова Елена обратила внимание на рукав пиджака, из которого выглядывала полоска белой ткани: очевидно, из-за нестандартных пропорций Сергея Донатовича подкладку пришлось отпарывать и дошивать. Точно так же расшили рукава пиджака, в котором исполнитель главной роли Милан Марич появляется в кадре: этого не видно зрителю, но, по мнению Окопной, для артиста это важно.
К своему внешнему виду главный герой относится очевидно небрежно, что не мешает ему и в «модный» код личности зашивать довлатовские смыслы. Когда в одной из сцен жена упрекает писателя за драку из-за неприязни к творчеству Евтушенко, тот с грустной улыбкой заключает: «А про Евтушенко я прав. У Евтушенко есть эластичные узкие брюки. Лена, ты любишь, когда мужчина надевает эластичные узкие брюки?»
Поэты, артисты и художники Ленинграда 70-х
Кроме членов семьи, еще не уехавшего из Союза поэта Иосифа Бродского и художника-современника Шолома Шварца, искусно вплетенных в фантазийное семидневное путешествие Довлатова по Ленинграду, все образы из окружения писателя собирательные. Совместно с режиссером, а зачастую сама, художник до малейших деталей разрабатывала характеры и «оживляла» всех героев, проделав колоссальную по объему работу (только ролей со словами в фильме 111). Елена никогда не рисует эскизы заранее, на месте отталкиваясь от внешности, личности артистов, стен, архитектуры помещений. Подбирая комплекты костюмов, она до последнего не знает, как будет одет тот или иной персонаж. Герман-младший доверяет и позволяет работать в таком режиме, а его привычка репетировать целый день, чтобы снять одну сцену, оставляет возможность для стилистического маневра до последней минуты.
В фильме мы не увидим Бродского в привычной кепке — по мнению Окопной, артисту Андрею Бесчастному, мечтавшему надеть знаменитый аксессуар, головной убор категорически не шел, а органичность в кадре для нее гораздо важнее буквального повторения.
Самым отчаянным — и модником, и героем – в картине стал герой Данилы Козловского, несостоявшийся художник Давид. Он мечтает сбежать в Америку, писать «не хуже Поллока», а между тем фарцует пластинками и колготками. Ворох джинсов, привезенный «странной финкой в берете», который падает на стол его мастерской в одной из сцен, не оставит равнодушным никого из зрителей, заставших те времена. Но Давиду дороже альбом Ротко, именно его он выменял у француза за банку икры.
Вызов, в котором заключена вся натура персонажа, отражается и в костюме: замшевая косуха с бахромой, джинсы, жилет на расшитой подкладке, кольца на мизинцах, черная шапка с перышками за отворотом — едва различимая, но характерная для героя деталь. Случайный артист массовых сцен, оказавшийся ленинградским кутилой семидесятых, рассказал съемочной группе о моде того времени — подбивать низ джинсов монетами, которые звенели при ходьбе. Именно такие сшили для Козловского. Одно из колец героя – редкое винтажное украшение, изготовленное из дерева в разрезе, которое создатели хотели сохранить для подходящего аукциона, – пропало на съемках.
Окопная не стремится напрямую копировать жизнь, но старается быть максимально честной: так, в каждой примерке обязательно участвовали художники по гриму, чтобы в диалоге совершенствовать даже малейшую деталь прически.
Одежда пожилых или очень юных героев была неслучайно старомодна для того времени или перешита, как будто с плеча старших, плохой вкус соседствовал с изысканным, и даже фантик от конфеты в кадре мог быть самым настоящим, из Ленинграда семидесятых.
Город и интерьер
Порой решения подсказывал сам город. Певицу Наталью Родину, которая появляется на экране в кафе, воплощающем образ легендарного «Сайгона», Герман и Окопная встретили в своем любимом джаз-клубе Петербурга, и тут же заменили ею уже утвержденную актрису. Окопная придумала для исполнительницы блюза эпохи сухого закона африканский образ: деревянные украшения, тюрбан, вязаная туника. Самобытные стиль и манера исполнения пришлись под стать созданному художником помещению кафе с потолками из уходящих вверх листов бумаги и фигур разных геометрических форм (игра света и тени — любимый прием Окопной; от конструкций, расположенных на потолке, должны были спускаться разделяющие пространство отсветы, но сделать этот эффект заметным для зрителя в итоге не удалось).
Воплощение идей Елены (двойная лампа в мастерской Давида, которую сделали из пластика специально для съемок) соседствует с архивными находками: ковер-коллаж, висящий на стене в сцене квартирника, воспроизведен по фотографиям интерьера квартиры Майи Плисецкой.
Текст: МАРИЯ СИЛАДИЙ