«Горе было таким глубоким, что вначале я не мог даже плакать»: Паоло Соррентино рассказывает о своем самом личном фильме «Рука Бога»
Вы сняли во многом автобиографическую картину. Почему не сделали этого раньше?
Я бы сказал, не хватало зрелости. Если честно, мне и сейчас не сильно хотелось браться за такой личный проект, но я понимал, как важно рассказать эту историю моим детям. Может быть, благодаря фильму они чуть лучше поймут, кто их отец и откуда у него столько недостатков.
Вы сели за сценарий во время локдауна?
Намного раньше! Посреди работы над «Новым папой» я вдруг решил сделать перерыв и несколько дней провел, записывая свои воспоминания. Самое главное для меня, что, в отличие от других моих картин, в «Руке Бога» правды намного больше, чем художественной лжи.
Заметно, что вы рассказываете эту историю с большой нежностью. И 80-е выглядят у вас очень романтическим временем.
Да, для меня они были самым глупым и беззаботным десятилетием! И все же фильм можно разделить на две части: в первой я показываю светлую и радостную жизнь, полную праздников и любви, а вторая полна трагедии и одиночества.
Вы остались сиротой, когда вам было 16 (отец и мать Соррентино погибли из-за утечки газа. – Прим. HB). Каково это – потерять родителей в таком юном возрасте?
Вдруг чувствуешь себя старым и никому не нужным. Возвращаешься домой и понимаешь, что все знакомые с детства вещи для тебя абсолютно чужие. Горе было таким глубоким, что вначале я не мог даже плакать.
Роль отца вы доверили своему старому другу и соратнику Тони Сервилло. Он сразу согласился на такую ответственную работу?
Тони уже давно стал членом моей семьи, поэтому совсем не удивился тому, что я пригласил его сыграть родного мне человека. Мои отношения с отцом были полны противоречий. Он был очень остроумным и сердечным, но подчас пренебрегал обязанностями главы семьи. Я никак не мог его понять и даже считал немного странным. Так вот Тони, не получив от меня никаких инструкций, самостоятельно создал удивительно точный образ и даже открыл мне глаза на какие-то вещи.
Вы давно живете в Риме. А с родным Неаполем у вас какие отно- шения?
Это мой дом. В столице я всего лишь турист. В Неаполе много воды, веселья и приключений. На юге очень любят пошутить, но юмор там не может задеть и тем более ранить – обычно он далек от конкретных людей или событий.
Во время премьеры в Венеции многих поразило, насколько откровенно вы сняли сцену первого секса главного героя. Вы ее выдумали?
Будем считать, что это моя фантазия. Я бы не отказался потерять девственность таким образом: встретить взрослую – очень взрослую! – женщину, которая хочет помочь страдающему мальчику и избавить его хотя бы от одной проблемы.
Как вы считаете, режиссером вас сделала именно семейная трагедия?
В какой-то степени. Ведь кино дает шанс сбежать от реальности. Оно не решает проблем, но помогает от них уклониться. Неожиданно мои личные переживания оказались в моей власти... Впрочем, то, что происходит на экране, вводит в заблуждение всех: и тех, кто это снял, и тех, кто смотрит.