Авторы сериала «Я не шучу» ломают стереотипы о возрасте и женской дружбе и рассказывают, почему его обязательно надо смотреть

С создательницами сериала мы обсудили его главные темы: отношения с возрастом, карьерный путь и, конечно, стендап. А получился настоящий дружеский разговор, которому веришь не меньше, чем происходящему на экране.

Начнем с самого начала. Как вы познакомились?

Елена Красильникова: Мы вместе учились в «Школе театрального лидера» — есть такой проект в «Центре Мейерхольда», где продюсеров, режиссеров и актеров готовят в руководителей театров. Там мы с Новиковой и познакомились. Тогда моей младшей дочери было десять месяцев, а Лениной Василисе — пять. Бывало, учеба затягивалась, и мы с Новиковой переглядывались, хватались за грудь и убегали.

В сериале сочетаются не только комедия и драма, но и реальность с вымыслом. Как бы вы описали его жанр?

Елена Новикова: Это похоже на все сразу. Интересно создавать новые жанры, соединять или делать определенную селекцию, но если кто-то из критиков даст точное название этому, что мы придумали, будет круто!

Е.К.: Для меня это драмеди, где на первом месте драма, а потом комедия.

Е.Н.: Трамплин для всего дает реальная жизнь. Мы переложили ее на киноязык, и получилась коллаборация реальности и кино.

Вы давно дружите, повлияла ли как-то на ваши отношения совместная работа?

Е.Н.: Что касается работы, то у меня отвратительный характер. Я очень вспыльчивый и легко впадающий в аффект человек. За некоторые моменты мне очень стыдно. Все мне не нравилось: как написано, как сейчас выглядит сцена, какой свет... Мне казалось, что у меня характер достаточно спокойный и выдержанный, но выяснилось, что я все еще в подростковом возрасте. А Красильникова всегда спокойна, как танк, она безоговорочно верила в то, что мы делаем. Поэтому, как бы я ни старалась спровоцировать ее и нашу дружбу, у меня ничего не получилось.

Е.К.: Работать вместе — серьезная проверка для дружбы. Вы просто общаетесь, а тут надо спорить и даже конфликтовать. Но мне кажется, мы все преодолели. В 8 сериях было всего две сцены, в которых не участвовала Лена. Обычно как: всегда есть выходной или день, когда у тебя только одна сцена. А подобного в моей практике еще не было. Лена говорит, что иногда ее «кидало» — и это нормально! При том она вставала и шла дальше.

Е.Н.: Мы можем сейчас только хвалить друг друга!

Елена, каково читать сценарий о самой себе?

Е.Н.: Это интересно, конечно же, но мало к этому доверия. Это всего лишь твоя жизнь, кому это будет нужно? Когда Лена впервые показала мне пилот, я очень сомневалась, что это кто-то будет смотреть.

Расскажите, как вы попали в стендап комедию.

Е.Н.: Так совпало, что до того, как поступить в МХАТ, я училась в Гнесинском училище на речевых жанрах эстрады. Потом в «Школе театрального лидера» наша гениальная подруга, критик и реформатор театра Елена Ковальская, открыла нам много параллельных жанров. Сначала сторителинг, когда актер без декораций, костюмов, партнеров и прочих костылей рассказывает историю в чистом виде. Дальше из этого логически вытекал стендап. Я попробовала и сильно увлеклась.

Когда я впервые увидела стендап-комиков, которые шутили в тишину, я подумала, что никогда так не смогу. Какие они были смелые! Как они вообще могли выступать в тишину? Если ты занимаешься театром, необходимо пробовать опасные для себя штуки, полностью выходить из зоны комфорта. Я собрала околотеатральную команду из актеров, режиссеров, драматургов и музыкантов, мы назвались сообществом «Стендап Циммермана» и стали проверять шутки по выходным в Центре Мейерхольда. Эта была эйфория. Мы кайфовали от публики: приходили наконец не бабушки, как в академическом театре, а люди, которые живо реагировали, общались с тобой из зала.

Стендап – мощная прокачка для для личности. Инструмент актера — его личность, он должен иметь принципы и позицию, говорить открыто своей боли и рефлексии, и если они обретают форму шутки, то это высший пилотаж.

О стендапе часто говорят как о терапии. Помогают ли вам выступления «проработать» какие-то болезненные темы?

Е.Н.: На сцене ты не решаешь проблему, но позволяешь себе о ней говорить — а это и есть самый большой терапевтический эффект стендапа. Случается момент сопричастия, и ты чувствуешь себя частью сообщества. Как-то я писала про своего сына. Вот ты живешь, все нормально, и вдруг в твою реальность входит психушка. Но когда ты начинаешь об этом писать, ты ставишь себя над ситуацией, она входит в картину твоей жизни. И оказывается, что особой трагедии в ней нет.

В сериале ясно видно, откуда, из каких ситуаций берется материал для концертов. Как вы работаете над ним в реальной жизни?

Е.Н.: Я занимаюсь фрирайтингом. У меня есть мысленные наработки, каждое утро я выписываю их и смотрю, куда уходит больше всего юмора. Затем начинаю долбить эту тему и иду проверять материал на выступлении. К 4-5 концерту складывается шутка. Это как спорт: стоит пропустить неделю — и все. Нужны постоянные тренировки.

По вашему мнению, есть ли «мужской» и «женский» стендап?

Е.К.: Никаких разделений нет. Если смешно, значит смешно, если нет — значит нет.

Е.Н.: Все комики на сцене, мужчины и женщины, находятся в равных условиях. Тебе не будут делать реверансы за то, что ты женщина.

А мужская и женская дружба?

Е.Н.: Когда ты моложе, ты живешь жизнью тела, поэтому дружба с мужчиной до поры до времени находится в кавычках. Я в этом смысле успокоилась.

Можно ли сравнивать сценарное мастерство и комедию? Помогла ли вам совместная работа над сериалом в ваших профессиях?

Е.К.: У стендап-комедии и сценарного мастерства есть общие правила: в сцене должны быть событие, конфликт между персонажами, начало и конец.

Е.Н.: Однако в кино «немые» сцены порой добавляют персонажу и истории больше смысла, чем диалоги. Аль Капоне гладит кошку, Джокер танцует — в каждом крутом фильме это есть.

На кого из коллег вы ориентируетесь, с кого хочется брать пример?

Е.Н.: Луи Си Кей, Джим Джеффрис как политический комик — я поражаюсь его смелости, как легко он понимает и структурирует политические смыслы, говорит про президента, Америку, о том, что значит быть человеком. В нашем сообществе комиков мне очень нравятся люди с нестандартным мышлением. Например, Артур Чапарян, Илья Озолин, Идрак Мирзализаде. Меня удивляет их умение смотреть на простые вещи под необычной оптикой.

Е.К.: Мне нравятся Хлебников, Семен Слепаков как продюсер и сценарист. Я в восторге от Наташи Мещаниновой. Она сценарист, режиссер, и все это у нее отлично получается. Ее истории очень честные и попадают в меня на 100%. 5 лет во ВГИКе я защищала Жору Крыжовникова и его фильм «Горько!». Педагоги говорили, что это не кино, а «черт знает что».

Из зарубежных — Лена Данэм. «Девочек» я могу включить и смотреть с любой серии. Когда я училась, надо было не просто смотреть фильмы и сериалы, а записывать, понимать их структуру. Я же включала «Девочек» и улетала.

Одна из ключевых тем «Я не шучу» — возраст, изменения и стереотипы, с ним связанные. Какие отношения с возрастом у вас?

Е.К.: Мне 37, и я чувствую, что начала немножечко разваливаться... Мы с детьми ходим вместе на танцы, мне вдруг стало там тяжело — в они все прыгают, стоят на руках. Очень неприятное ощущение.

Е.Н.: Я не думаю про возраст, цифры на меня не влияют. В 30 лет первый ребенок, в 41 второй — все процессы в моей жизни происходят поздно. Возраст — это же внутри. Внутри я себя чувствую на 35-37, может, поэтому и моим друзьям столько.

При этом глядя на себя на экране, я четко вижу: ну да, ей 50 — не больше и не меньше. К сожалению или к счастью, я забыла, как выглядела в молодости. Смотрю на это существо на фотографиях и понимаю, что когда-то была и такой. Сейчас я перестала пылить и суетиться, могу контролировать свои эмоции, то, что я сейчас из себя представляю, мне нравится.

Вроде бы все мечты сбылись: у меня двое детей, квартира, машина, собака, муж, заработок. Программа для родителей выполнена, осталось время для творчества и для того, чтобы просто кайфовать.