Экскурсия с художником: Аня Желудь о вещизме, психушке и гаражах
В музее АРТ4 до 19 мая проходит выставка российской художницы Ани Желудь «Пол беды, или Иллюзия быта». TheSymbol.ru прогулялся по выставке вместе с автором работ и выяснил, что значат одинаковые чайники и гаражи, почему цветы — это пошло, и при чем здесь психиатрическая лечебница.
О вещизме
«Всю свою художественную практику я посвящаю вещизму. Чаще всего вещизм — это плохо. Но я люблю вещь как таковую, люблю рукотворные предметы. У меня большая коллекция эмалированной посуды 60-х годов. Я неоднократно делала серии с разными предметами, демонстрировала их прелесть и красоту — какие они интересные по форме, по цвету. Здесь же я говорю о монотонности, моей внутренней эмоциональной монотонности».
О монотонности и ремесле
«Здесь около 150 работ :начала их делать в январе, закончила в марте. Мне было необходимо опробовать опыт ежедневного монотонного труда. Нарисовала два, три, десять бидонов. После десятого это занятие перестает быть приятным. Я заставляла себя работать и думала о людях, которые расписывают матрешек.
На досках я работаю довольно давно, но обычно я просто натягиваю на них бумагу, пишу на ней, а затем срезаю. На этот раз меня заинтересовала сама фактура древесины. То, что вы видите вокруг себя, — это в своем роде иконостасы: ода бидону, ода чайнику, ода гаражам. Никакого восторга эти предметы не вызывают, это об однообразии, однотипном ежедневном труде. Доска отрицает живопись, это ремесло. Хотелось показать, что в какой-то момент художник, каким бы он ни был экспериментатором, превращается в ремесленника. Он начинает кормиться тем, что делает».
О психиатрической клинике и портретах пациентов
«Эту серию я начинала в психиатрической больнице. Я живу в деревне, каждый год там происходят сюрпризы: то отопления нет, то жить особо не на что. Государство приютило: дает крышу над головой, кормит, поит, моет, но в обмен нужно глотать дурацкие таблетки. Я была в "дурках" 10–15 раз, никогда не скрывала этого, не стеснялась. Поначалу думала, что это случайность, а потом оказалось, что это закономерность. Это вышибает из рабочей колеи. В этот раз я должна была остаться в клинике до весны и писать там работы. Но только я начала делать какие-то телодвижения, все тут же возбудились: не положено. Раз не положено, я решила выписаться. Больничный режим пребывания я имитировала уже дома — приходилось воображать себе, что я рисую в больничных стенах. Если бы получилось действительно рисовать в клинике, этот проект имел бы большую художественную ценность. Есть на выставке больничные рисунки — портреты пациенток. Где-то попадаются явно нездоровые позы. Я старалась рисовать портреты так, чтобы никто не заметил, тайком. Естественно, пациенты не хотят, чтобы их рисовали. Убегают, стесняются. Одну девочку я уговорила попозировать обнаженной за 1 000 рублей».
О женской доле и тексте как картине
«В чем печальная женская доля? Почитайте надписи: "Воды принести сама не могу", "Трудоспособность пропала", "Живот как у беременной", "Насос из колодца украли", "Кота задавила машина", "Пол в квартире не покрасила", "Не хочу секса". Здесь можно увидеть историю о взрослении, старении. Старой я себя не ощущаю, но чувствую, как меняется тело, эмоциональное отношение к жизни. Это пойманное переживание этих изменений».
«Это чисто больничные надписи, в повседневной жизни они не возникают. В клинике у меня всегда с собой тетрадки и ручки, я что-то записываю. Когда сидишь и тупишь в этой больнице, так пишется само: строчки образуют форму. Это сделано по эскизам больничной тетрадки. Поэтому перед нами все-таки не тексты, а картины. Эти таблички не должны вызывать жалости и сострадания, они, наоборот, позитивные: написал, прочитал, смирился».
О гаражах
«Гараж для меня давным-давно излюбленная форма. Я ушла от академического искусства именно в тот момент, когда впервые нарисовала гараж. Он выпадает из человеческих представлений о том, что должно быть изображено на картине. Человек думает: "За что нарисовали эту дрянь?" Гараж — это антипейзажная, антиландшафтная тема, за гаражами "всякое происходит". Но для меня это любимый предмет. Моя мастерская имеет форму гаража. В своей деревне я открыла музей современной скульптуры — часть экспозиции находится в гаражеподобном здании».
О цветах
«С цветами я совсем погорячилась. Это такой китч, рисовать цветочки — ниже некуда. В прошлом году я нарисовала несколько работ с тюльпанами: они получились непошлыми, пользовались большим спросом. Но так как я художник правильный, конвейером не занимаюсь, я не стала их больше рисовать. На этот раз выбрала нарциссы. Роспись досок цветочками — это тоже о ремесле, к которому приходит любой художник».
Об интерактиве и вандализме
«По композиции эта выставка — инсталляция. Для меня это книга, в которую можно зайти. Ее можно читать, смотреть, слушать. Некоторые работы можно трогать, перекладывать — есть элемент детского интерактива. Надеюсь, ничего не сломают. В 2008 году я пробовала себя в роли куратора и делала групповую выставку на новой площадке в Питере. Одновременно должны были открываться "Этажи". И какие-то ребята, связанные с "Этажами", завалились к нам, поломали много инсталляций, которые я взяла под собственную ответственность у галеристов. Такой странный выпад. Но художники не подвели: мы все отреставрировали, вернули».
О трудностях жизни художника
«На данный момент я нахожусь на той стадии выживания, когда надо либо кормиться искусством, либо перестать им заниматься. В последнее время я ищу поддержку: делаешь одну выставку, чтобы собрать деньги на другую. В идеале в стране должно быть меценатство, спонсорство, благотворительность. У нас этого не существует. Для того чтобы художник нормально развивался, в него надо инвестировать. Другого пути нет: иначе начинаешь врать зрителю и самому себе, искать компромиссы. Так появляется плохое искусство».