«Два иностранца, влюбленных в свое дело, без гроша в кармане приехали в Париж в погоне за мечтой – и прославились»: история дружбы Линдберга и Алайя

«Два иностранца, влюбленных в свое дело, буквально без гроша в кармане приехали в Париж в погоне за мечтой – и прославились. Кстати, примернов одно время – в 80-е», – начинает наш разговор про Линдберга и Алайя Карла Соццани, владелица знаменитого миланского магазина 10 Corso Como, коллекционер модных трофеев, а еще – ближайшая подруга обоих героев выставки. После смерти Аззедина в 2017 году вместе с fashion-куратором Оливье Сайяром она взялась сохранить (и заметно разнообразить) жизнь в доме дизайнера на улице Веррери в сердце Марэ и превратила его в Fondation Alaïa. В его внутреннем дворике мы и встречаемся с Карлой и Бенджамином Линдбергом – старшим из четырех сыновей фотографа, который после ухода отца также основал фонд его имени.Соццани рассказывает, как Алайя практическикаждый день готовил здесь обеды на всю команду и ужины для самых близких. В ответ Бенджамин со смехом вспоминает, как однажды, когда он был совсем маленьким, во время одного из таких застолий отец в шутку угостил его десертом «с сюрпризом», на деле оказавшимся ром-бабой: «Мне, ребенку, она показалась такой невыносимо горькой, что я расплакался. А все вокруг очень веселились». Идея экспозиции Azzedine Alaïa, Peter Lindbergh появилась у Карлы. С Бенджамином она знакома с его рождения, поэтому общее видение истории возникло сразу. «После смерти Аззедина я приезжала сюда из Милана два раза в месяц и постепенно приводила в порядок огромные архивы, в которых всегда царил творческий хаос, – поясняет Соццани. – Мне на глаза постоянно попадались снимки Питера, от портретов до кадров из рекламных кампаний. Когда спустя два года не стало и его, мы начали чаще видеться с Бенджамином и решили, что настал момент организовать совместную выставку в нашем фонде».

Самая активная часть работы пришлась на локдаун. Разумеется, к ней сразу же подключился еще один знаток наследия дизайнера – действующий директор Fondation Alaïa Оливье Сайяр, который присоединился к нам и во время интервью. «Мы решили, что рядом с каждым фото посетители должны увидеть то самое платье, – рассказывает он о концепции проекта. – Поэтому процесс шел таким образом: Бенджамин и Карла присылали мне свой выбор кадров, а я пытался найти в архивах наряд со снимка». Оливье отмечает, насколько фотогеничны образы Алайя, не в последнюю очередь благодаря черному цвету, который неизменно присутствовал в его коллекциях и идеально подходил к знаковому архитектурному крою. «Он точно знал, что создает вещи вне трендов и сезонов. И часто задавал вопрос: почему одежда должна выходить из моды через шесть месяцев, а не служить долгие годы, как, например, кресла Жана Пруве?» Такими же вневременными были фотографии Линдберга – зачастую, как и платья Алайя, монохромные и не дающие видимых возможностей определить год создания. Сам Питер в одном из последних интервью The New York Times не без гордости замечал, что съемка Мадонны для майского номера американского The Symbol 1994-го – оммаж легендарной танцовщице и хореографу Марте Грэм – смотрится актуально и десятилетия спустя. «Кстати, больше они на площадке не встречались. Но папа не переставал ею восхищаться и часто вспоминал, как великолепно она двигалась», – улыбается Бенджамин.

Хотя Линдберг работал и в цвете, на выставке представлены исключительно монохромные кадры: организаторы не без основания считают их самыми иконическими. «Отец с детства обожал газеты – наверное, поэтому черно-белые фотографии стали для него "снимками правды", обнажающими суть вещей», – вспоминает Бенджамин. «Аззедин, кстати, считал черный самым счастливым цветом», – подхватывает Карла. В финальную развеску вошла и большая часть кадров из рекламных кампаний, которые Линдберг снимал для Дома Alaïa, и серия, созданная специально для каталога ретроспективы дизайнера в Музее Гальера в 2013-м. «У папы всегда было две камеры: большая на штативе и маленькая. Он носил ее на шее и именно на нее фиксировал все, что происходило между постановочными кадрами, часто даже незаметно для героев. Просто так, на память». Одна из таких фотографий – Алайя, идущий по оживленной улице в обнимку с Тиной Тернер и с магнитофоном в руке, – стала культовой. «Сегодня многие не могут поверить, что этот кадр сделан не в Бруклине, а в Париже, в двух шагах от Эйфелевой башни! Но в 80-е трансатлантические перелеты были редкостью и Аззедин с папой намного чаще снимали в Европе».

Удивительно, но никто из присутствующих так и не смог вспомнить, когда и при каких обстоятельствах началась дружба героев выставки. Сам Линдберг говорил, что Алайя был однимиз первых, с кем он познакомился после того, как в 1979-м переехал из Германии в Париж. Те самые «два иностранца» быстро нашли общий язык: много болтали на французском с акцентом, часто встречались за кофе в Café de Flore, ставшем для Линдберга чем-то вроде неофициального офиса, танцевали в Les Bains Douches и вместе с моделями, десятка- ми платьев и магнитофоном ездили в фургончике студии Pin Up на море – снимать моду. Аззедин обожал такие командировки и называл их «школьными каникулами». «Они смотрели на женщин особенным взглядом, с огромной любовью и уважением, – подводит итог нашему разговору Карла. – Оба одинаково боготворили естественную красоту, и оба были просто помешаны на своей работе. Мы с Наоми часто вспоминаем, как Аззедин переживал, если его платье на ком-то выглядело не идеально. Даже перед тем как с тобой поздороваться, он всегда украдкой проверял, правильно ли все сидит, и, если его что-то не устраивало, обязательно поправлял. А уже потом целовал в обе щеки!»

Выставка Azzedine Alaïa, Peter Lindbergh, Fondation Alaïa. До 14 ноября