10 правил куратора-революционера Жана-Юбера Мартена: «Жанры и хронология в искусстве безнадежно устарели»

Бывший директор Центра Помпиду в Париже и самый полемичный французский куратор — о своей выставке-блокбастере Carambolages и решительном отходе от музейных канонов.

10 правил куратора-революционера Жана-Юбера Мартена: «Жанры и хронология в искусстве безнадежно устарели»

Cамый полемичный французский куратор и бывший директор Центра Помпиду в Париже, 72-летний Жан-Юбер Мартен, прибыл в Москву с деловым визитом: обсуждать возможные планы сотрудничества с ГМИИ имени А.С.Пушкина, стены которого помнят организованную им выставку «Москва — Париж» 1981 года. Связи с Россией у куратора прочные: он всеми правдами и неправдами организовал дебютную заграничную экспозицию Ильи Кабакова в Берне в 1985-м, а в 2009-м курировал основной проект Московской биеннале «Против исключения». До 4 июля в парижском Гран-пале проходит выставка «Carambolages», выдержанная в авторском стиле Мартена: экспонаты, отобранные по принципу экспрессии и визуальной мощи, размещены в экспозиции вне традиционных музейных категорий вроде хронологии или жанрового разграничения. Об образном мышлении и размывании границ в кураторстве Жан-Юбер рассказал в рамках лекции в ГМИИ имени А.С.Пушкина в первый день лета. Приводим самые яркие высказывания легендарного куратора.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Жан-Юбер Мартен. © Питер Мэттью

1. У меня нет определения искусства. Но я точно знаю, как оно должно работать. К примеру, для «Carambolages», где каждое произведение предсказано предыдущим и представляет следующее по методу ассоциаций, я отобрал только стопроцентные цепочки ассоциаций. Если по какой-то причине та или иная необходимая для полноты картины работа была мне недоступна, я отказывался от всей последовательности целиком.

2. О публике я могу сказать две вещи. Во-первых, важно смутить, шокировать посетителя, заставить его размышлять. Во-вторых, я рассчитываю на необразованную публику, которая ничего не знает об искусстве и смогла бы получить от посещения музея то же удовольствие, которая получает от посещения концерта. Часть работ на моих выставках можно интерпретировать, опираясь на кино, комиксы и другие аспекты поп-культуры. Я думаю о зрителе, который не может сравнивать искусство с другим искусством, но может сравнить искусство и жизнь.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

3. Классическая музейная контекстуализация предметов искусства — согласно хронологии или жанровой принадлежности экспонатов — не более чем ностальгия. Возродить дух эпохи кураторы априори не могут. Во-первых, потому что мы никогда не взглянем на Гентский алтарь глазами средневекового человека, тот культурный фон безвозвратно утерян. Во-вторых, потому что все предметы искусства до XIX века создавались без учета институции музея: алтари должны были располагаться в церквях, жанровая голландская живопись — в бюргерских гостиных: сегодня они в любом случае вырваны из контекста. Вместо искусственных реконструкций я занимаюсь исследованием причин, по которым старое искусство имеет значение сегодня.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

4. Я не использую этикетки и экспликации в своих выставках. Идея очень проста: сначала должно возникнуть чувство, и только потом знание. Все обозначения, не касающиеся визуальной составляющей, кажутся мне поверхностными и отвлекающими. В «Carambolages» информация об экспонатах представлена на отдельностоящих экранах: таким образом создаются идеальные условия для созерцания и новых ассоциаций, становится возможным непосредственная встреча с искусством.

5. Я за чувственный опыт и эмоциональное измерение живописи. Кто приходит на концерт, чтобы изучить историю музыки? Так и в музей люди не должны приходить за научными фактами. Конечно, я не говорю о том, что нужно реформировать все музеи, которые основаны на историческом подходе. Просто в случаях работы c разношерстными коллекциями необходимы новые таксономические форматы.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

6. Свою личную базу данных интересных произведений искусства я собираю со времен студенчества. Изначально я составлял от руки карточки в музеях, позже, когда появились карманные фотоаппараты, начал фотографировать понравившиеся работы. Для «Carambolages» я выбрал 148 из двух тысяч экспонатов из своей картотеки.

7. Лучшие кураторы — это художники. Они гораздо лучше, чем режиссеры, литераторы, философы и даже профессиональные историки искусства. Художники обладают высокой эстетической чувствительностью, к тому же они находятся внутри процесса, в постоянной конкуренции, поэтому тоньше его чувствуют. Я часто приглашаю художников к работе над выставками: это естественное развитие художественной эволюции, в начало которой можно поставить Энди Уорхола, который в 1969 году курировал выставку «Налет на холодильник» в Музее школы дизайна Род-Айленда. Предметы на ней экспонировались в том же виде, в каком они хранились в запасниках: эта сценография была очень точно рассчитана на массового зрителя и производила неизгладимое впечатление.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

8. «Древние украли у нас все лучшие идеи,»— эту цитату Марка Твена можно считать эпиграфом к «Carambolages» — выставке, которая подводит своеобразный итог моим профессиональным размышлениям за последние три десятка лет, и над которой я вплотную работал последние шесть.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

9. Я участвую в процессе размывания и разрушения границ кураторства: отказываюсь от примата знания и рациональности. Сейчас это тренд — многие кураторы начали этим заниматься, и спрос у публики на этот эмоциональный подход есть: в день «Carambolages» посещает в среднем 1200 человек, что неплохо для «странной» и скандальной выставки (для сравнения, выставку Пикассо посещает от 3 до 5 тысяч человек в день).

10. Я думаю по-французски. Меня обвиняют в стремлении к «развлекаловке», но создавая «Carambolages», я отталкивался от французского понятия «divertissement», которое более-менее близко к английскому «entertainment». Но не уверен, совпадают ли они на сто процентов.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Жан-Юбер Мартен расшифровывает избранные экспонаты выставки Carambolages

«Справа налево: кошка Джакометти, которая преследует египетскую мышь, и, наконец, превращается в мумию мышки».

«Слева — метательное копье, древко которого вырезано в форме ружья, чтобы сделать его еще более эффективным. За ним — военный молельный коврик, сотканный афганскими женщинами на продажу русским солдатам в 1980-е годы. Дальше — секатор-редимейд работы Бертрана Лавье и оружие одной из островных народностей Тихого океана, сделанное из зубов акул».

«Слева работа Ильи Кабакова "Кто забил гвоздь?" 1972 года, справа — произведение Лодовико Карраччи, в котором Иаиль забивает кол в висок Сисары, датируемое концом XVI века».
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

«Слева направо: статуя народности Конго с зеркалами на груди, скульптура "Трон жизни" (Бавария, около 1800 года), открывающаяся фигурка Наполеона, внутри которой можно увидеть миниатюру битвы при Аустерлице, под ней — шахматы японской работы "Добро против зла", на стене справа — произведение Шарля де Стейбена "Восемь шляп Наполеона", датируемое примерно 1826 годом».

«Слева направо: шкура оленя, разрисованная северо-американскими индейцами в XVIII веке, один из фасонов маски образца ХХ века северо-африканской народности Буркина-Фасо, французский инструмент для изучения падения шарика, произведенный в XVIII веке, венгерский щит XVIII века и астрономическая карта с изображением большой медведицы, это Корея, XIX век».