Завтрак у Sotheby's: интервью с Рето Барметтлером и леди Франсес Асквит

Вы часто бываете в Москве. Какова основная цель ваших визитов в московский офис Sotheby’s?

Франсес: Мы приезжаем в Москву 4-5 раз в год. Дважды — в декабре и в мае — мы привозим топ-лоты русских торгов. В остальное время встречаемся с экспертами — в Москве очень сильное академическое сообщество, клиентами, а также с удовольствием смотрим московские выставки.

Рето: Да, у нас действительно много клиентов в Москве, некоторые из которых ездят на аукционы в Лондон. Для потенциального покупателя важно увидеть полотна воочию, к тому же в рамках предаукционных показов двери нашего офиса открыты для широкой публики. Любой желающий может увидеть первоклассные работы, которые, по большей части, до торгов находятся в частных коллекциях и после отправляются в другие частные собрания.

Что самое интересное в вашей работе?

Франсес: Самое интересное — обнаруживать русское искусство далеко за пределами России, в Западной Европе и Америке: работы оседают в зарубежных коллекциях на многие годы. Большая часть таких работ можно увидеть только в каталогах советского времени, на черно-белых картинках, и никто, включая нас, не видел их в цвете.

Рето: Из примеров таких открытий с предстоящих июньских торгов — замечательный пейзаж Ивана Шишкина «На опушке соснового леса» (1897), эстимейт которого составляет 500-700 тысяч фунтов. Оно написано с той же точки, что и другой знаменитый шедевр мастера из собрания Третьяковской Галереи «Рожь», только на двадцать лет позже. Эта работа была упомянута в одном из каталогов конца 19 века и в письмах Шишкина. Мы также нашли фотографию художника на фоне этой картины. До того, как поступить к нам, работа находилась в одном из частных собраний западной Европы.

Рето — швейцарец, Франсес — английская аристократка. При этом вы оба свободно говорите по-русски. Как вы его выучили?

Рето: Я выучил русский язык всего за двенадцать месяцев. Учился в Швейцарии и на один год поехал по обмену в Санкт-Петербург — на факультет международных отношений СПбГУ. Моей главной целью было выучить язык — и благодаря полному погружению в среду я его освоил: у меня были русские друзья, и, к тому же, когда язык тебе нравится, он легко дается. А я мечтал им овладеть — история, богатое культурное наследие России меня завораживали — живопись, литература, балет. Провести год в России — одно из лучших решений в моей жизни, правда. Оно повлияло на всю мою последующую жизнь — я бы ведь не давал сейчас это интервью.

Франсес: Начну в предыстории: мои родители работали в Москве в 80-90-х годах, так что ранее детство я провела в Москве, потом мы пять лет жили в Киеве. Так что я выросла, играя в футбол во дворе, и изначально мой словарный запас ограничивался спортивными терминами. Позже я продолжила углубленное изучение языка в Оксфорде.

Рето: Добавлю, что русский обязателен на нашей должности — во-первых, большинство наших клиентов русскоговорящие, во-вторых, большая часть необходимой в работе литературы написана на русском.

А почему именно русское искусство?

Франсес: Для меня этот выбор — продолжение моей ностальгической любви к России. Еще мне нравится, что мы имеем дело с русским искусством, которое создавалось на протяжение двух с половиной веков: от портретов 18 века до современного искусства. Мы не зацикливаемся на одном жанре или временном отрезке.

Рето: Да, это разнообразие привлекает меня в первую очередь. На мой взгляд, в России самая сильная школа пейзажа 19 века.

Франсес: И одна из сильнейших школ реалистической живописи 20 века.

Рето: А русский авангард! Это явление лучше всего известно заграницей. Я еще люблю советское искусство — сейчас его тоже начинают ценить зарубежом. Многих отличных советских художников еще не знают на Западе, это перспективная ниша на рынке, и мы открываем новые имена, в том числе и для себя.

Франсес: Юрий Пименов и Александр Дейнека уже очень известны, а интерес к таким художникам, как Георгий Нисский сейчас растет.

Какой ваш любимый период в русском искусстве?

Франсес: Наверное, это не очень модно прозвучит, но я люблю пейзажи конца 18 века. Алексей Боголюбов, Иван Похитонов, Исаак Левитан создавали прекрасные небольшие зарисовки на деревянных панелях. Только русский художник может поймать настроение ненастного дня, где-то посреди болот и озер, и сделать это красиво.

Рето: А я очень люблю театральные декорации Бакста и Бенуа. Русские художники оказали огромное влияние на Францию и другие европейские страны. Неофициальное искусство послевоенного периода — еще одна сфера моего интереса. Ранний Вейсберг 50-60х годов прекрасен. Семидесятые для меня — это Комар и Меламид, работа которых тоже есть на торгах в этом сезоне. Конец 80-х — Леонид Платов. В России столько потрясающих художников, что мне трудно остановиться.

И не надо! Давайте поговорим о других художниках, представленных на выставке, — Борисе Анисфельде и Филипе Малявине.

Франсес: Работа Анисфельда «Садко, подводное царство"— одна из моих любимых на этих торгах. Она находилась в частном английском собрании, что довольно большая редкость для шедевра такого уровня. Примечательно, что это работа раннего, доамериканского периода творчества художника — она написана в 1911 году.

Рето: Да, обычно Анисфельд, который попадает на аукционы, датируется периодом после эмиграции художника в Штаты. К тому же, это эскиз к постановке Дягилева, тем более, к «Садко» — что может быть более русским? Впервые эта работа, изображающая подводную свадьбу Садко и морской принцессы, была представлена на выставке объединения «Мир искусства» в 1912 году в Санкт-Петербурге, была напечатана на открытках. С эстетической точки зрения работа прекрасна, и ее провенанс хорош. Похожая версия этого эскиза находится коллекции московского театрального Музея имени Бахрушина. Уверен, что она будет продана гораздо дороже скромного эстимейта (25 000 — 35 000 фунтов). Она покорила всех наших экспертов и клиентов, включая тех, кто спокоен к театральным эскизам. Она просто очень красивая.

Франсес: У нас в Sotheby's есть шутка: чтобы работа хорошо продалась, в ней обязан быть красный. К Малявину это применимо: его жизнерадостные, многоцветные, позитивные работы, образ одновременно романтичной и брутальной России нравятся публике.

Рето: «Гулянья», которое мы привезли в Москву, — одна из трех представленных на июньских торгах работ Малявина. Эти традиционные, идеализированные, ностальгические образы из крестьянской жизни — как у Бориса Кустодиева, Абрама Архипова, Малявина — очень популярны.

А насколько существенно экономический кризис повлиял на продажи?

Франсес: Конечно, наши торги сейчас скромнее, чем, скажем, пять лет назад. Продажи упали, но для нас это очень интересный вызов. Мы должны подбирать самые лучшие экспонаты, лучших художников — любой качественный аукцион пройдет «на ура», неважно сколько на нем представлено работ — 30 или 300.

Рето: Топ-лоты всегда в цене. В прошлом году мы собрали рекордные суммы за работы Зинаиды Серебряковой, Абрама Архипова — это демонстрирует перманентный интерес к абсолютным шедеврам. В то же время сейчас клиентам интересен и средний ценовой сегмент — от 50 до 200-300 тысяч фунтов. Мы отозвались на этот спрос — и именно поэтому наши торги сейчас выглядят иначе, чем пять лет назад.

Франсес: Сейчас, например, очень популярен Владимир Вейсберг — люди целенаправленно ищут и приобретают его работы. Мы контролируем тренды и подстраиваемся под спрос.

Говоря о спросе, кто покупает русское искусство?

Рето: В основном, это русские. Или люди, у которых есть какие-то связи с Россией или бывшим пространством СССР.

Франсес: Да, но на самом деле, человек может просто влюбиться в работу, независимо от своего происхождения. Поэтому я всегда с радостью наблюдаю европейских и английских коллекционеров, покупающих русское искусство 19 века — на последних трех торгах было довольно много таких случаев. А американские коллекционеры интересуются в основном серединой 20 века и современными объектами.

Рето: Зачастую покупка искусства — это абсолютно эмоциональный выбор. Бывают случаи, когда иностранцы видят работу русского художника и говорят «О Боже, я понятия не имею, кто автор, но я восторге!» А для русских клиентов это во многом приобретение родного наследия: вернуть из-за границы часть русской истории — для многих это ценно.

А какие музеи в Москве вам нравятся?

Франсес: В прошлый приезд мы ходили на выставку Серова в Третьяковке: приятно видеть в стенах крупного музея картины, которые были проданы на Sotheby’s. В случае с ретроспективной Серова это был «Портрет Прасковьи Мамонтовой» — потрясающий портрет дочери издателя Анатолия Мамонтова в красном платье, который у нас купил частный коллекционер в 2012 году.

Рето: Я тоже очень люблю Третьяковскую галерею: в последние годы они организовали много выставок-блокбастеров — Серов, Гончарова.

О Серове говорили все — с долей иронии можно сказать, что это уже даже не модно.

Рето: Точно. В этот раз я очень хочу попасть на выставку Гелия Коржева. Это художник, который раньше не продавался на Sotheby’s, хотя это культовое имя 60-х. Говоря о музеях, я очень хочу поездить по другим городам: в российских региональных музеях много потрясающего русского искусства, которое рассеялось по стране после революции. В Сибири я уже был пару лет назад. Осталась... вся Россия! Нужно просто выделить на это время.

На Франсес: топ, юбка, туфли, все Rochas (Rehabshop)

MUAH: Садовко Леля и Софья Сверчкова (Fen Dry Bar)