Выставка Михаила Рогинского в Венеции
Более ста работ Михаила Рогинского (1931-2004), написанных после его отъезда во Францию в 1978 году, плотно развешены на двух этажах выставочного зала Университета Ка-Фоскари. Но живописи и гуашам там не тесно. За знаменитой «Красной дверью» (1965) – типовой дверью, выкрашенной художником одним цветом и висящей на стене подобно картине – в восьми залах раскинулась экспозиция, которая переносит зрителя в другое измерение по сравнению с пышущим в Венеции барокко: в мир бытовых предметов, домашней обстановки, персонажей, занятых чем-то банальным вроде глажки или чистки зубов. Написано без прикрас, без перспективы, плоско, большими мазками – предметный мир интересует Рогинского не как таковой, а как возможность выявить, не размениваясь на детали, не отвлекаясь от того, что непосредственно перед глазами, свойства самой живописи, которой в данном случае движут не законы композиции и письма. Художник нашел свою свободу там, где, как многим казалось, она кончается.
Выставка «парижского периода» меняет сложившееся представление о Рогинском как о певце бутылок, кастрюль, чайников, спичечных коробков... Переезд во Францию, смена обстановки привнесли не только новые материалы (акрил, картон) и яркие краски (бутылки вспыхнули яркими оттенками розового, желтого, голубого). Непосредственное знакомство художника с современным европейским искусством вывело его из медитативного, кухонного состояния – он покрывает изображения текстом, пробует себя в абстракции. А позже, с начала 90-х, когда появилась возможность возвращаться в Москву, пишет городские сцены, отстраненно изображает группы людей в метро или на вернисажах. Эти персонажи чем-то схожи с рядами бутылочек с его ранних работ, но, как и кухонные натюрморты, городские сцены вмещены в личное пространство художника, окрашены меланхолией: это – его Москва, не написанная с натуры, а созданная в Париже по памяти, и ни с какой другой ее не спутаешь.