Шарль Азнавур: «Нельзя просить у судьбы слишком много»
В 8 утра я уже работаю. Потом отвлекаюсь, обычно на новости по телевизору. Смотрю их, потому что хочу знать, что происходит в мире, это очень важно, чтобы чувствовать время, в котором живешь. А потом уже смотрю какой-нибудь фильм. У меня дома коллекция из тысячи кинолент. И вторая тысяча – в другом моем доме в Швейцарии. Моя жена (Улла Торсель, на которой Азнавур женился в 1967-м, мать дочери Кати и сыновей Миши и Николая. – Прим. ред.) уже больше сорока лет говорит, что мне стоило бы уйти на пенсию. Но ни дня в моей жизни не было без работы. Я просто не могу понять, как жить иначе. Но так как Улла смотрит на все это по-другому, мы договорились, что я частично ухожу на пенсию, то есть работаю по 35 часов в полнедели.
Лето мы проводим с Уллой раздельно – как истинная шведка, она не любит теплые страны. Каждый год, когда я приезжаю на лето в Прованс, она уезжает в Швецию. Мне составляют компанию моя сестра, Миша и Николай с женой. В какой-то момент в доме собирается вся семья, кроме моей жены. Мы живем вместе уже 50 лет, но у каждого есть своя маленькая жизнь. Ведь это не так уж весело – жить с кем-то, кто постоянно пишет, я ведь работаю весь день. Но вообще хорошая семья — главное в жизни.
На 90-летие я себе особо ничего не желал. Честно. После определенного возраста нельзя просить у судьбы слишком многого – разве что сил. Я не занимаюсь спортом, но всегда держу себя в руках в плане питания и никогда не ем фаст-фуд. А еще я полностью избавился от вредных привычек – их возраст не прощает. Ну и, конечно, я всегда держу осанку, это, поверьте, очень важно.
С женой мы познакомились в клубе в Сен-Тропе. Я пришел туда с друзьями и сразу заметил стройную блондинку. Подошел, познакомился и понял, что она понятия не имеет, кто я такой. Она была строгой и сдержанной, приехала во Францию делать карьеру модели, но быстро разочаровалась и собиралась обратно домой. Я ее не отпустил, мы поженились в Лас-Вегасе и пригласили только самых близких друзей.
Я слушаю довольно много современной музыки и могу сказать, что Леди Гага – точно не мой жанр. А вот нынешние французские музыканты мне очень нравятся, причем во многом потому, что они все чаще возвращаются к истокам, к тому стилю, в котором работало мое поколение. Но при этом, разумеется, добавляют что-то свое – и это действительно здорово! Я никогда не слушаю свои диски и не смотрю фильмы со своим участием. Мне это не интересно. Альбом записан – все, закончено. Пусть его слушают другие. Фильмы я люблю разные, среди них есть русские, немецкие, у меня нет любимого жанра или режиссера. По-немецки говорила моя мама-армянка. Приехав во Францию, она совсем не говорила по-французски, как и мой русский отец. Я считаю себя воспитанным именно в русской традиции, потому что отец был непререкаемым авторитетом. Он всегда подписывался на русском и никогда на армянском. Моя мать выучила русский за полгода, говорила без акцента.
Начиная с 1915 года армяне были вынуждены покидать свою родную страну, им приходилось выживать в совершенно чужих для них местах. И у них это получалось! Это вообще, на мой взгляд, очень талантливый народ, способный приспособиться к каким угодно обстоятельствам. И, конечно, своими корнями я очень горжусь и никогда о них не забываю. Наверное, потому, что мои родители не говорили поначалу по-французски, они нам давали очень много свободы, и большую часть детства я провел буквально на улице. Это сближает меня с Эдит Пиаф, которая тоже выросла на улице. Мне вообще везло в жизни на людей. Я знал Жана Кокто, Жильбера Беко, Жоржа Брассенса, Лайзу Миннелли и, конечно, мою дорогую Эдит. Я до сих пор слышу ее смех, а он у нее был особенный. Можно сказать, мы жили одной жизнью в течение 15 лет. Нас связывала дружба, которая была больше детской, чем взрослой. Мы вели себя как дети, а работали как взрослые. До сих пор помню текст телеграммы, которую она мне прислала в преддверии моего первого важного концерта в Альгамбре в 1957 году: «Уверена в твоем триумфе. Сожалею, что далеко от тебя. Обнимаю крепко. Эдит».