Молодые и прекрасное: юные специалисты арт-сферы Москвы. Часть 2.

«В моем отделе работают три менеджера и один консультант, который помогает мне по истории еврейства и иудаизма, так как сама я специализируюсь на искусстве XX века.»

За полтора месяца до открытия каждой выставки моя жизнь превращается в тушение пожаров: срываются экспонаты, заканчивается бюджет и возникают другие непредвиденные сложности. Более спокойная часть моей работы — административная — заключается в согласовании бюджетов, договоров, работе с архитекторами экспозиции и написании текстов. Но моя основная задача — продумать выставочную программу на несколько лет вперед, сформулировать стратегию, в которой соблюдается баланс между проектами разного типа. Пригодились все три моих образования – я изучала предпринимательство в РГГУ, стратегический менеджмент и маркетинг в Лондонской школе экономики и визуальную культуру в магистратуре Goldsmiths College.

Ближайший проект «Эффект времени. Влияние русского авангарда на современную моду» открывается 30 июня. Это выставка-эксперимент, которая впервые построена на исключительно визуальном сходстве, без академического базиса. Мы прослеживаем визуальную спираль влияния искусства столетней давности на коллекции современных дизайнеров Prada, Valentino, Dries Van Noten, Celine и Mary Katrantzou.

Сложнее всего сотрудничать с большими художниками, вроде Аниша Капура: ты договариваешься даже не через его студию, а лично с ним — важно сделать так, чтобы у него возникло желание сделать выставку именно с тобой. Обсуждение и подготовка выставки Капура из пяти работ заняла у меня два года. Сейчас мы до сих пор пытаемся «заполучить» Роя Лихтенштейна — тут все еще сложнее, идет работа с его фондом, а такие институции крайне щепетильно и трепетно относятся к тому, как используются имена их художников.

Это ужасно — спрашивать у искусствоведа, какой жанр ему больше всего нравится. Из глобальных направлений люблю русский авангард и послевоенное американское искусство. Меня вдохновляют работы Марка Ротко, Герхарда Рихтера, я люблю Кандинского и Малевича. Из современных художников выделяю Анри Сала и Тино Сигал, но выбрать одного совершенно невозможно.

«Я стала понимать, что мне все реже нравятся выставки: сразу включается профессиональный глаз — здесь не тот свет, тут неровно висит, этот подрамник поехал. Поневоле отвлекаешься от искусства — это синдром куратора».

В галерее практически горизонтальная иерархия, мы универсальные солдаты. За прошлый год в «Триумфе» прошло 42 выставки: такие жесткие темпы обязывают — я могу, когда надо, и курьером, и художником, и монтажником побыть. Работа над выставкой начинается с отбора художников, согласований с владельцем галереи и командой. Далее происходит выбор экспонатов, составляется план экспозиции, начинается создание каталога: это подразумевает большую работу с текстами, навыки логистики и тайм-менеджмента. Я, по сути, задаю вектор коммуникации между художником и архитектором выставки, дизайнером каталога и другими специалистами, вовлеченными в процесс.

В Лондоне я училась в университете Goldsmiths, проходила практику в галерее Lazarides, которая официально представляет Бэнкси, и в русском аукционном доме MacDougall’s. В Англии карьерный рост происходит куда медленнее. Сначала нужно десять лет отработать ассистентом ассистента, потом еще десять — ассистентом. В Москве перед молодыми специалистами, которые учились заграницей и свободно владеют языками, все двери открыты.

Паблик-арт в последнее время набирает все большую популярность, это искусство, выставленное за пределами музеев и галерей, которое меняет облик города. Я координирую летний open-air проект «Простые названия, избранные синонимы», который открывается 2 июля на территории «Аптекарского огорода». Как один из кураторов я также участвую в создании проекта «Только неофициальный язык», который откроется 28 июня на Винзаводе и исследует жизнь и работу современных художников в Москве вплоть до их потребительской корзины. Мы разрешили тридцати авторам самим выбрать работы, которые они хотят представить, и исходя из них построим конструкцию. Обычно происходит наоборот – художник ориентируется на архитектуру выставки.

Среди моих любимых художников: Генри Мур, Георг Базелитц, Жан-Мишель Баския, Соня Делоне, Френсис Бэкон. Из наших — группа АЕS+F, познакомиться с которыми было мечтой с детства, после того, как я впервые побывала на их выставке в 2010 году. Могла ли я подумать, что через несколько лет буду работать в галерее, представляющей их?

Омоложение штата, как мне кажется, постепенно началось со второй половины нулевых. Еще восемь лет назад, когда я поступала в МГУ на исторический факультет, молодому сотруднику было не так просто попасть в Галерею: по негласным правилам, прежде чем попасть в научный отдел, надо было поработать несколько лет, например, в экскурс-бюро. Я работала два года помощником Ученого секретаря, пока училась, и после защиты диплома по немецкому экспрессионизму перешла в отдел новейших течений: к тому моменту я уже хорошо себе представляла внутреннюю музейную жизнь, и знала, что мне будет интересно поработать с Кириллом Светляковым.

Сейчас я работаю вместе с Кириллом и моей коллегой Юлией Воротынцевой над большой выставкой «Оттепель», которая откроется в феврале 2017 года и охватывает период с 1953 по 1968 годы. В число художников, работы которых будут представлены на выставке, входят Юрий Пименов, Георгий Нисский, Павел Никонов, Николай Андронов, Таир Салахов, Михаил Рогинский, Виктор Иванов и многие-многие другие. Делать такую выставку безумно интересно: тебе открыт доступ в архивы, библиотеки, музейные коллекции, иногда находятся настоящие жемчужины. На выставке мы представим ряд уникальных культурных феноменов периода оттепели, такие как пленеры абстракционистов, клубную жизнь наукоградов, всесоюзные дни поэзии, колхозные музеи и так далее.

Российская музейная система устроена немного архаично. В западных музеях куратор, старший куратор или ассистент куратора значатся как должности, а в нашей штатной табели в научных отделах есть позиции заведующего отделом, научного сотрудника, хранителя и техника. Так что на бумаге в государственных музеях кураторство не выделяется в отдельную профессию: этим может заниматься как хранитель, так и научный сотрудник, работающий над конкретным проектом.

У меня два любимых художника: Амедео Модильяни и Жан-Мишель Баския. Когда я вижу их работы в музеях, я цепенею, стою завороженная. Ничего не могу с собой поделать – это необъяснимое чувство, сродни синдрому Стендаля.

«Чтобы получить работу в фондах Пушкинского музея, нужно пройти год стажировок на выставках и негласный экзамен: комиссия из уважаемых хранителей музея смотрит на твой пока что небольшой послужной список и решает, допускать тебя или нет».

Я обожаю понедельники. В этот день в музее нет публики, и я работаю на экспозиции: делаю контрольные обходы, реставрационные осмотры, перевески, которые необходимы в течение жизни экспозиции — какие-то вещи уходят на выставку, какие-то – на реставрацию или в запасник. Чтобы лучше рассмотреть нюансы, вооружаюсь мягкими перчатками и лупой с ультрафиолетом. В остальные дни большая часть моей работы проходит за кадром — в офисных помещениях.

В октябре откроется выставка, которую я курирую совместно с коллегой. Она называется «Искусство жить» и посвящена интерьеру голландского бюргерского дома золотого столетия. Идея родилась еще несколько лет назад, я составила концепцию проекта — как, где и на основе каких предметов я хочу раскрыть тему. Потом наступает этап переговоров с музеями, создания проекта экспозиции и работы над выставочным каталогом.

Я работаю в Пушкинском музее уже семь лет: проходила тут учебную практику еще будучи студенткой факультета истории искусств РГГУ. Защитив диплом, сразу пришла на работу в отдел старых мастеров, где работаю по сей день в должности младшего научного сотрудника. Самое интересное в моей работе — динамичная работа над выставочными проектами, которая длится не один год: мой первый самостоятельный опыт в качестве куратора — выставка «Рембрандт. Другой ракурс», с успехом прошедшая осенью 2015 года.

Мои любимые художники — голландские жанристы 17 века — Герард Терборх, Габриэль Метсю, Питер де Хох. Их искусство очень близко к обычной жизни и интимно — в их сюжетах раскрывается внутренняя жизнь конкретного города, конкретной семьи. Это искусство вне времени.

Когда я начинал заниматься музейной предметной съемкой, учился на практике: тут своя специфика. Я использую Canon 5D Mark iii, макро объективы 50-100мм и определенный свет. Например, живопись не терпит горячих светильников, поэтому я использую диодные.

Самое интересное в моей работе — снимать последние стадии реставрации объектов. Моя задача — эффектно представить труд реставраторов. Порой предметы поступают в плохом состоянии, и на первой стадии важно показать все дефекты предмета: в случае с керамикой и костью это трещины и сколы, в живописи — срезанный мазок, потертости, царапины.

В Центре имени И.Э. Грабаря я работаю более полугода, и совмещаю это с другими музейными проектами — съемкой живописи, скульптуры, графики и панорам для ГМИИ имени А.С. Пушкина, Русского музея и Государственного Эрмитажа. Снимаю по особой технологии, которая предполагает сшивание несколько кадров в один, чтобы добиться максимально высокого разрешения — похожий метод использует Google. Также я занимаюсь проектами виртуальных музеев.

Сейчас я снимаю «на паспорт» эту шикарную китайскую умывальную вазу и ни в коем случае не рассматриваю смену специальности, потому что: а) мне нравится и б) мне нравится.