Интервью со скульптором Урсом Фишером: «У людей проблемы с искусством»

Фишер, известный посетителям галерей и арт-ярмарок своими крупномасштабными высказываниями — вроде огромной вырытой в полу земляной ямы-могилы, будто проломленных гигантским монстром гипсокартонных стен, плюшевых игрушек размером с пятиэтажный дом и дождя из трех тысяч пластиковых капель, — в «Гараже» предстал в куда более камерном амплуа. Драйва от этого не убавляется, он просто становится другим: кропотливо разбросанные по залу мини-скульптуры странным образом не теряются, а играют в просторном светлом зале второго этажа музея. Эта игра масштабов, диалог мирового наследия с 3-D сканированием, фотографии, фрукты, воск, одежда и унитаз: все смешалось — в фирменном стиле Фишера — в экспозиции «Маленький топор», приуроченной к годовщине музея в новом здании.

Урс, задумка выставки появилась в ваш прошлый приезд в «Гараж» год назад. Вы увидели здание, отреставрированное Ремом Колхасом: оно вам понравилось, вы сделали кое-какие замеры, у вас уже появились какие-то идеи, вы уехали почти на год работать, и вот вы здесь, стоите со мной посреди своих скульптур. Я правильно восстановила хронологию событий?

Да, верно. Я всегда отталкиваюсь от какой-то характерной черты в жизни в творчестве. Отличительные особенности этого здания, изначально построенного в 1960-х годах в стиле советского модернизма, привели вот к таким работам.

Все ли работы сделаны специально для «Гаража»?

Большинство маленьких скульптур я сделал специально для выставки. Они произведены в моей мастерской в Нью-Йорке, я привез их с собой — благодаря компактным размерам они помещаются буквально в два ящика. А радужная изогнутая линия из углеволокна состоит из трех частей, ее собирали уже на площадке. Проектируя ее, я тоже держал в голове масштабы зала и высоту потолка, так что сюда она вписывается особенно эффектно.

В своем творчестве вы, по большей части, используете простые объекты материального мира — хлеб, стулья, свечи, яблоки. Вы, вроде бы, ничего особенного с ними не делаете, но они каким-то загадочным образом вами поэтизируются. Почему вы выбираете такой простой, приближенный к быту художественный язык?

О да, я надеюсь, что мой стул не выглядит просто стулом, иначе мне пора домой. То, что вы имеете ввиду, как раз и отличает скульптуру от предмета.

При этом, вы зачастую используете реди-мейд.

Да. К примеру, этот стул вырезал из дерева мой отец: он сделал стулья для моей мамы, моей сестры и для меня. И вот год назад я забрал его из родительского дома и перевез к себе. Не так давно, смотрю я на него и понимаю, что он мне очень нравится. Я отлил его из пластика и нанес отпечатки — в общем-то, это следы моих собственных рук, когда я двигал стул.

Получается реди-мейд, который вы трансформируете. А у вас есть любимый экспонат на выставке «Маленький топор»?

Больше всего мне тут нравится Москва, сам город. Шучу. На самом деле мне нравятся многие объекты: может быть, не все из них выглядят здесь так хорошо, как могли бы, но ничего не поделаешь — это природа выставок. Я получаю удовольствие от этого маленького костра, синей лошадки и других мини-скульптур. Но я не могу сказать, что конкретно я о них думаю и как оцениваю, потому что я этого никогда не делал. Мне просто они нравятся сейчас. Мне нравится, что моя выставка не напичкана экспонатами, а наоборот, даже кажется, что ее почти нет. Это пища для размышлений.

Мне лично очень нравится свободолюбивая идея уличной мастерской YES, которая расположилась на площади искусств перед Гаражом. Давайте поговорим о ней: «YES» продолжается уже пять лет в разных странах. Вы заметили какие-то особенности поведения людей, принимающих участие в коллективной скульптуре? Для участников это, скорее, игра или серьезный творческий процесс?

В таком масштабном варианте инсталляция «YES» работает в третий раз. Три года назад она длилась один день в Лос-Анджелесе, и она выглядела совсем иначе, чем в Москве. Может это отчасти связано с тем, что там курят больше травки, их творчество получается немного сказочным, не от мира сего. В Москве я вижу очень много природных элементов — животных, растений. При этом образы повторяются: не только потому, что людям свойственно копировать друг друга, но и потому, что есть культурная образность мышления, система символов, свойственная народу или нации. Еще я подметил рост амбиций: сначала люди делали только маленькие скульптуры, а потом освоились, начали давать себе больше свободы, стали более смелыми, открытыми. И это круто, мне это нравится.

Были ли ситуации, которые вас поразили за время работы с московским проектом?

Сейчас погода не очень, а на днях было солнечно, и двести детей лепили что-то, было здорово. Некоторые дети абсолютно гениальны: два дня назад совсем маленький мальчик, мне по пояс, сделал цыпленка — и это одна из самых красивых скульптур на данный момент. Посмотрите на нее: она слева, рядом со скамейкой — мальчик слепил мусорный бак и цыпленка, сидящего на нем. Это просто «вау», очень хорошо.

Вы сами умелый скульптор. Зачем вам понадобился паблик-арт? Главная претензия неподготовленной аудитории к таким проектам — вы, строго говоря, привлекли для его создания тысячи людей, в чем ваше художественное высказывание?

Для ребенка творчество — один из самых естественных способов общения и выражения себя. А у многих взрослых людей проблемы с искусством: они не знают, с чего начать, зажимаются: а как это делать, я не понимаю, ну что я могу слепить и так далее. Но, вообще-то, все люди способны к творчеству. Идея «YES» одновременно очень простая и довольно сложная: я, по сути, меняю информационную сферу. Есть масса параметров и правил, которые сдерживают людей в жизни каждый день — а я создаю ситуацию, в которой ты не обязан быть профессионалом. Даже если эта скульптура окажется провальной, результат тебя не устраивает, это абсолютно не важно! Здесь вообще нет никакого давления: можешь просто быть здесь и получать удовольствие. Я приехал в Москву на десять дней, чтобы тоже участвовать в уличном проекте, и еще вернусь позже.

Расскажите подробнее о материале, с которым работает публика: во двор «Гаража» привезли несколько тонн глины.

Да, это необоженная глина в брикетах. Самое главное, что она практически в таком же виде добывается из недр земли, это не профессиональный или специализированный материал. Когда ты ее сжимаешь в руках, ты передаешь свою информацию материалу самым прямым образом. Попробуйте, и вы поймете: это самый естественный процесс в мире. Важно не то, что я слепил, а то, что я придумал и создал эту основу, сцену. Это сложно сравнить с другими произведениями искусства, и с точки зрения истории искусства у нее очень усеченная материальность — мы используем всего одну вещь, и она на полу. Можно сказать, что это выдержано в радикальной минималистической традиции скульптора Карла Андре.

Когда закончится «YES»?

Московская инсталляция закончится вместе с моей выставкой — 21 августа. А в целом не знаю — честно говоря, я не думал, что и в Москве-то она состоится. Моей изначальной задумкой было сделать ее огромной и долгой где угодно. Но потом появилась идея сделать ее на Площади искусств перед музеем, и я доволен этим вариантом. Возможно, «YES» случится еще где-нибудь когда-нибудь — если мне это будет интересно.

Многие ваши объекты саморазрушаются в процессе экспонирования — фрукты гниют, воск плавится. А что происходит со скульптурами «YES»? Они где-то складируются?

Глина хороша тем, что ее можно использовать много-много раз. Я пока не знаю, что будет со скульптурами, мы сейчас работаем над вариантами. Раньше мы отдавали их специалистам по керамике, или тем, кто хотел забрать их себе. Отдавали школам, гончарам или утилизировали — это просто.

А искусство для Урса Фишера — это процесс созидания или разрушения?
А в чем разница?